— А завтра вы проверите тринадцать, — советует профессор. — Не надо «один», не надо «два», вам этого пока не потянуть. Тринадцать.
— Что мне их, считать?
— Считайте.
На следующий день считаю. Получается почему-то сразу двадцать шесть. Может быть, я плохо считаю?
— Давайте подойдем к вопросу объективно. — Это опять профессор. — Чего вы боитесь?
— Что меня обворуют. В городе участились кражи, да и вообще…
— У вас есть в квартире что-то особенно ценное? Что-то, без чего вам не прожить?
— Нет, но все мои вещи, вся моя жизнь… Кроме того, знаете, противно думать, что кто-то будет копаться в твоем шкафу. У меня деньги на нижней полке под бельем (не забыть переложить, они там уже три дня лежат). Что же, чужие руки будут в этом белье шарить? А мне потом его носить?
— Согласен. Вы не хотите, чтобы вас обворовали, это можно понять. А теперь приведите мне, пожалуйста, доводы за то, что это случится.
— За то, что меня обворуют? Доводы?
— Да.
— Говорю же — кражи в городе участились.
— Это один довод. Еще есть? Вы так серьезно подходите к ситуации, не может быть, чтобы у вас был только один довод.
— Еще — мне всегда не везет. У меня в пятом классе из кармана украли ножик, никто не мог понять — как. И еще…
— Да?
— Да дверь эта. Она хлипкая на самом деле, ее взломать ничего не стоит. Ногой можно выбить.
— А почему вы тогда не поменяли дверь?
— Да мы меняли вообще-то. Два раза, последний раз — в прошлом году.
— Не помогло?
— Ну как вам сказать. Помогло, наверное. Первая дверь была совсем плохая, не дверь, а лист бумаги. Вторая вроде получше. Но тоже, тоже…
— Может быть, поставить наконец нормальную дверь?
— Нам сказали, что лучше того материала, из которого наша третья дверь, на рынке сейчас просто нет. Не существует.
— Понимаю. У вас стоит дверь из наиболее прочного материала, существующего на данный момент, но это недостаточно прочный материал.
— Конечно, недостаточно. Говорю вам, хорошенько нажать ногой…
— А не ногой, так ломом. Давайте подумаем, что еще может служить аргументом в пользу того, что вас, скорее всего, обворуют.
— Я не сказал «скорее всего». Я сказал — могут обворовать. Не знаю, что еще. По-моему, хватит.
— Ладно, хватит. А теперь, сделайте одолжение, приведите мне доводы против.
— Против чего?
— Против того же. Против того, что вас могут обокрасть.
— Но я же сказал — все к тому, что…
— Я понимаю. Но у любой теории должно быть обоснование и опровержение, верно? Давайте для равновесия посмотрим, что можно придумать в пользу того, что вас не обворуют.
— Ну, в принципе, дверь у нас из прочного материала. То есть ее можно, конечно, взломать, но те, кто эти двери делает, тоже не дураки. Какой-то смысл в этом есть.
— Ага. Дверь все-таки довольно прочная. А еще?
— А еще у соседей собака. Она лает, а снаружи непонятно, откуда — от соседей или из нашей квартиры. Если не знать, можно испугаться.
— Еще?
— Еще — я проверяю! Ясно вам? Проверяю. Дергаю дверь, возвращаюсь, проверяю еще раз и не ухожу из дома, пока не буду окончательно уверен, что дверь заперта на все замки.
— То есть вы хотите мне сказать, что ваши проверки снижают шансы ограбления?
Трогательный такой. Очки поправляет.
— Что значит «хочу сказать»? Разумеется снижают!
— Простите, Роджер, а чем?
Тем, что дверь заперта, старый ты идиот!
— Тем, что дверь заперта.
— Погодите. При чем здесь дверь? Мы же не обсуждаем, снижает ли шансы ограбления запертый замок и то, что вы не оставляете дверь раскрытой настежь. Но дверь, прошу заметить, заперта совершенно одинаково и после вашей первой проверки, и после двадцать шестой. На нее ваши проверки никак не влияют, Роджер! Они влияют только на вас самого. Поэтому я и спрашиваю — как они влияют на ограбление, не на вас.
Хм.
— Ну как же. Если у меня остается хоть капля сомнения в том, что я запер дверь, я поднимаюсь лишний раз и проверяю. И тогда…
— Роджер. Скажите. Хотя бы раз в жизни вы, поднявшись, обнаруживали дверь открытой?
— Нет.
— Хотя бы раз у вас случалось, что дверь оказывалась заперта не до конца, плохо, хуже, чем могла бы, или как-нибудь так, что ее приходилось еще раз запирать?
— Нет.
Хотя один раз мне показалось, что она как-то не так закрыта. Я отпер ее и запер заново. Но отпирать пришлось полностью, четыре поворота ключа, да.
— Тогда какая связь между проверками и ограблением?
Какая-какая. Мне спокойней.
— А вам не мешает, что в каждое место, куда вы приходите, вы опаздываете минимум на полтора часа, потому что по тридцать раз возвращаетесь домой?
— Жене мешает.
Ей все мешает. Что я нервничаю, что я возвращаюсь, что я не такой, как все, что со мной нельзя никуда пойти.
— Вы любите жену, Роджер?
Не знаю.
— Конечно люблю.
Наверное, спокойнее было бы развестись. Тогда я мог бы проверять свои двери столько раз, сколько захочу. Или вообще не выходить из дома.
— А есть у вас в жизни другие развлечения, кроме проверки двери? Что-то, что вас интересует?
— Разумеется есть! — раздражен.
Черт, я все время думаю об одном и том же. Хожу по улице, на работу, к друзьям, а думаю о ворах. Хотя к друзьям я уже давно не ходил — нет сил ехать по два часа в один конец. Они живут недалеко, но, пока я проверю эту дверь…
Я сам не понимаю, как он меня уговорил. Но мы решили, что я постепенно буду проверять все меньше и меньше раз, до тех пор, пока не смогу один раз уйти на целые сутки к друзьям, не возвращаясь ночью. Никогда бы не подумал, что я сумею. Жена была в восторге.
— Доброе утро, Роджер. Как вы спали?
Спал, как же.
— Как младенец. Сладким сном.
— Ну-ну, не все так плохо. Неужели совсем ни на секунду не сомкнули глаз?
Смеется.
— Минут на двадцать, может, и сомкнул.
— Двадцать минут — прекрасный результат. Пойдемте, проверим вашу дверь. Вы ведь не заходили туда со вчерашнего дня? Ни разу? Вот и прекрасно. Зайдем туда вдвоем.
Сначала мне показалось, что я схожу с ума. Дверь была вырвана вместе с дверными петлями. Вместо дверного проема — дыра. Меня обокрали этой ночью.
В комоде, конечно же, не осталось денег, а под матрасом — чековых книжек. Еще унесли стереосистему и несколько золотых вещей жены. В общем, все. Жить можно — впрочем, ничего более ценного у меня дома и не хранилось. Ну, белье, так белье я новое куплю.
— Роджер, голубчик… Вы смеетесь? Отойдите, не мешайте ему, у него истерика. Принесите воды.
Черта с два у меня истерика. Я смеялся. Жена испуганно дотрагивалась до моего рукава.
— Доктор… доктор, милый… — От смеха я не мог говорить. — Доктор, вы уж простите меня… Я вам признаюсь сейчас, я двоечник, только вы меня не ругайте.
Он не выглядел как человек, который будет меня ругать.
— Я ведь приходил сюда ночью, доктор. Четыре раза.
Профессор смотрел на меня с прорезавшимся интересом. Я смутился.
— То есть шесть. Я гулять ходил, мне не спалось.
— Понимаю. Вам случайно не спалось и вы по ошибке шесть раз подошли к своей двери. Машинально.
Продолжая смеяться, я обнял жену за плечи:
— Не сердись. Так получилось. Я шесть раз сюда подошел, то есть семь. В общем, несколько. И все было в порядке, понимаете? В полном.
Не было сил смеяться, пришлось опереться о стену. Они не понимали. А я уже был свободен.
— Вы уверены, что вам не нужна вода? — осторожно спросил профессор.
Потом он все-таки понял. Позже, когда мы сидели в его кабинете.
— Раз меня можно ограбить несмотря на то, сколько раз я сюда прихожу, значит, от моих приходов и правда совсем ничего не зависит. Я могу вообще не выходить из дома — а меня усыпят, пустив газ под дверь. Я могу жить на лестничной клетке, тогда меня стукнут тяжелым по голове.