— Вот именно. То есть, по-вашему, преступлением является само действие, а не намерение или высказывание? — спросил он.
Остальные переглянулись.
— Да, это так. В противном случае мы все были бы преступниками и сидели бы за решеткой.
Себек задумчиво кивнул.
— Возможно, самое чудовищное — это человеческое воображение, — сказал он. — Ни одно животное, насколько я понимаю, не страдает от мук воображения. И лишь человек…
— Воображение способно побудить к действию как самое хорошее в нас, так и самое худшее, — согласился Хор. — Уж я-то знаю, что мое хотело бы сделать с некоторыми людьми!
— Ваши стихи сами по себе достаточно мучительны, — съязвил архитектор.
— И именно поэтому цивилизованная жизнь, нравственность, этика и так далее имеют значение. Мы наполовину просвещены, но наполовину остаемся чудовищами, — настойчиво сказал Нахт. — Мы должны основывать свою вежливость на разумности и взаимной пользе.
Себек поднял свой кубок.
— За вашу разумность! Желаю ей всяческих успехов!
Его тост был прерван ревом, донесшимся снизу, с улицы. Нахт хлопнул в ладоши и крикнул:
— Пора!
Все, кто был на террасе, поспешили к парапету, и компания рассеялась в стремлении занять места, откуда открывался лучший вид на праздничное действо.
Возле меня возникла Сехмет.
— Отец, отец, пойдем, не то ты все пропустишь!
Она потащила меня прочь. По улице вновь прокатилась широкая волна ликования, подобная грому; все дальше и дальше катилась она по толпам, запрудившим сердце города. Нам открывался превосходный вид на открытое пространство перед стенами храма.
— Что там происходит? — спросила Туйу.
— Царь и царица ждут в храме нужного момента, чтобы появиться и приветствовать бога, — сказал Нахт.
— А что там, в храме?
— Тайна внутри тайны, покрытая тайной, — ответил он.
Туйу искоса бросила на него раздраженный взгляд.
— Это все равно что вообще ничего не сказать, — отметила она, совершенно справедливо.
Нахт улыбнулся.
— Там находится совершенно новое сооружение — Колонный зал. Его только-только закончили после многих лет работы. На всей земле не существует ничего подобного. Его колонны вздымаются до небес, и они целиком покрыты резьбой и удивительными изображениями царя, приносящего жертвы, а крыша разрисована бесчисленными золотыми звездами, посреди которых изображена богиня Нут. За этим залом расположен просторный Солнечный двор, окруженный множеством высоких, стройных колонн. А дальше нужно идти через множество входов, проходя дверь за дверью, а полы поднимаются все выше, а потолки опускаются все ниже, а тени сгущаются все гуще и гуще — и все это ведет в сердце всего сущего: в тайный склеп бога, где его будят на рассвете, кормят самой лучшей пищей, одевают в самые роскошные одежды, а потом укладывают спать на ночь. Однако входить туда позволяется лишь очень немногим жрецам и самому царю, и никто из них не может даже говорить о том, что они видели. И ты тоже не должна никогда говорить о том, что я только что тебе рассказал. Потому что это великая тайна. А великие тайны влекут за собой великую ответственность. — Он строго посмотрел на девочку.
— Я хочу увидеть все это! — Она улыбнулась широкой, самоуверенной улыбкой.
— Ты никогда этого не увидишь, — внезапно сказала Сехмет. — Ты же всего лишь девочка!
Нахт все еще думал, как на это ответить, когда трубы разразились оглушительными фанфарами; по этому сигналу ряды жрецов, все как один, упали на колени в мелкую пыль, а солдаты встали навытяжку, сверкая наконечниками копий и стрел на безжалостном солнце. Затем из тени огромной стены, ограждавшей храм, возникли две маленькие фигурки: они сидели на тронах, несомых сановниками и окруженных чиновниками и их помощниками. В тот момент, когда царственные фигуры явились из тени на свет, яркие солнечные лучи упали на их одежды и высокие короны, и те засияли ослепительным блеском. Полная тишина воцарилась над городом. Даже птицы умолкли. Началась самая важная часть праздничного ритуала.
Однако первые несколько мгновений ничего не происходило, словно царская чета прибыла слишком рано, и никто еще не придумал, чем бы их занять. Держатели царских зонтов достали свои орудия и укрыли правителей кружками тени. Затем из конца улицы донесся рев, возвещая прибытие бога в его золотой раке, покоящейся на плечах носильщиков, и процессия медленно и торжественно обогнула угол, возникнув в яркой вспышке света. Царственные фигуры сидели в ожидании, похожие на куклы — разряженные, деревянные и маленькие.