Мы двинулись по Дороге Процессий, направляясь на запад и затем на север. В отдалении, на фоне посеребренных луной утесов, вырисовывались четкие контуры длинного, приземистого храма Хатшепсут. Продвижение было медленным и трудоемким. Вдоль всего пути, в стратегических точках маршрута, Симут расставил отряды охранников, вооруженных мощными луками. Окрестности дворца притихли под надзором луны, ночные тени лежали причудливыми глыбами. Наконец мы добрались до входа в Долину Царей и свернули к западу, влево, а потом еще раз налево, в самую потаенную долину восточного некрополя. Вскоре процессия медленно прошла между огромными, изъеденными временем каменными бастионами, обрамлявшими вход в гробницу.
Когда мы в конце концов оказались на месте, моему взгляду предстали груды и штабеля предметов, которые уже были выгружены и уложены под белыми льняными покрывалами, словно бы царский двор переезжал из одного дворца в другой. Должно быть, это были погребальные дары, которые предстояло поместить в гробницу после того, как завершатся обряды и гробы будут уложены и запечатаны внутри саркофага.
Лампы осветили шестнадцать вытесанных в камне ступеней, которые вели вниз, в гробницу, и пока все готовились к проведению обрядов, я спустился туда. Я был потрясен тем, что открылось при свете ламп, — вход в гробницу еще не был завершен; судя по всему, в проходе едва успели прибраться перед церемонией. На ступенях валялись кувшины с бинтами и натронной солью и мехи для воды, брошенные работниками и поспешно отодвинутые в сторону. Через вырубленный в камне дверной проем я вошел в Зал Ожидания.
И здесь тоже работа была не закончена. На наклонном полу и еще не обтесанных каменных стенах виднелись красные пометки и направляющие линии каменщиков, пол был усыпан невыметенной крошкой и осколками известняка. На стенах поблескивало золото — рабочие, перетаскивая царскую мебель, в спешке оцарапали ее об углы. В воздухе пахло горелым — свечным воском, маслом, благовониями, тростником; казалось, сам грубо отесанный камень стен и низких потолков был пропитан въевшимися воспоминаниями о множестве зубил, что вгрызались здесь, осколок за осколком, удар за ударом, в коренную породу.
Я свернул вправо и вошел в саму погребальную камеру. Стены были украшены, но лишь самым простым, неброским образом. Очевидно, художникам не хватило времени на что-либо более великолепное и изысканное. Множество массивных секций золотой раки, составлявших четыре вместительных короба, которые будут вставляться один в другой стояли возле стен, ожидая, пока их соберут в тесной, темной камере после того, как гробы наконец окажутся на своем месте внутри саркофага. На каждой из этих отделанных роскошной позолотой досок, с внутренней, незолоченой стороны, имелись пометки — какую сторону к какой следует прикладывать и тому подобное. Посередине, занимая почти все пространство камеры, располагался необъятный саркофаг из желтого камня. Каждый его угол был снабжен замысловатой резьбой, в мельчайших деталях изображавшей перекрывающие друг друга крылья божеств-хранителей.
Я снова повернулся направо и заглянул в сокровищницу. Она уже была обставлена многими предметами, огромная рака не позволяла вынести что-либо за пределы погребальной камеры. Первым я увидел резное изображение Анубиса — он был как живой, лоснящийся и черный, с длинными, стоящими торчком ушами, как будто внимательно к чему-то прислушивался. Странно, но он был накрыт одеялом, которое кто-то накинул ему на спину, словно желая согреть в бесконечной тьме его бдения. Позади Анубиса располагалась большая золотая рака для хранения внутренностей усопшего. Вдоль одной стены было расставлено множество запечатанных черных рак и сундуков. У противоположной стены стояли другие ящички. Возле Анубиса виднелся ряд шкатулок из слоновой кости и дерева.