Гораздо дальше, на западном берегу, в пустыне за полосками пашен находились огромные каменные заупокойные храмы, а еще дальше — тайные подземные гробницы в скрытой от глаз Долине царей. К югу от храмов виднелся царский дворец Малькатта в окружении административных зданий и жилых домов, а прямо перед ним — обширные застойные воды озера Биркет-Абу. Позади города с прилегающими территориями проходила отчетливая граница между Черной и Красной землями: там возможно стоять одной ногой в мире живого, а другой в царстве пыли и песка — там, где каждую ночь пропадает солнце, куда мы отсылаем наши души после смерти и наших преступников на гибель и где рыщут чудовища из наших кошмаров, преследуя нас в огромной, бесплодной тьме.
Прямо перед нами с севера на юг, между великими храмовыми комплексами — Карнаком и Южным храмом — тянулась Аллея сфинксов, пустая, словно высохшее русло реки, если не считать подметальщиков, которые старались как можно быстрее вымести последние следы пыли и мусора, дабы все выглядело безупречно. Перед огромной, сложенной из глиняных кирпичей и покрашенной стеной Южного храма молчаливыми рядами стояли фаланги фиванского войска и толпились жрецы в белых одеждах. После бурлящего хаоса пристани здесь царили сплошной регламентированный порядок и подчинение. Стражники-меджаи сдерживали толпы, напиравшие со всех сторон на площадь и Аллею и сливавшиеся вдалеке с дрожащим маревом; едва ли не весь народ собрался тут, привлеченный надеждой на благосклонный взгляд бога в этот праздник праздников.
Возле меня возник Нахт. На минуту мы оказались наедине.
— Мне кажется, или в воздухе витает что-то необычное? — спросил я.
Он кивнул:
— Атмосфера никогда не бывала настолько напряженной.
Ласточки, одинокие в своем веселье, резали воздух над нашими головами. Я тайком вытащил холщовый амулет и показал Нахту.
— Что можешь мне сказать об этом?
Он удивленно взглянул на него и быстро прочел надпись.
— Это заклинание для усопших, как даже ты наверняка знаешь. Но особенное. Говорят, его написал Тот, бог письма и мудрости, для великого бога Осириса. Чтобы заклинание имело ритуальный эффект, чернила должны быть сделаны из мирры. Как правило, к подобным ритуалам прибегают при погребении лишь самых высочайших из высокопоставленных особ.
— То есть? — спросил я озадаченно.
— Высших жрецов. Царей. Где ты это нашел?
— На трупе одного хромого мальчика. Это был совершенно точно не царь.
Теперь Нахт выглядел удивленным.
— Когда?
— Сегодня, ранним утром, — ответил я.
Поразмыслив над странными фактами, он затем покачал головой.
— Пока что я не могу понять, что это значит, — заключил Нахт.
— Я тоже. Помимо того, что не верю, будто это совпадение.
— Называя что-то совпадением, мы просто признаемся, что видим связь между двумя событиями, но не можем обнаружить, в чем эта связь состоит, — лаконично изрек Нахт.
— Все, что ты говоришь, друг мой, всегда звучит истинной правдой. У тебя дар — превращать неразбериху в эпиграмму.
Он улыбнулся.
— Верно, но для меня этот дар — едва ли не тирания, поскольку я мыслю гораздо более четко, чем нужно в моих же интересах. Ведь жизнь, как мы знаем, в основном представляет собой хаос.
Под моим внимательным взглядом Нахт вновь погрузился в размышления о полоске холста и странном заклинании. У него на уме было что-то, чего он не хотел мне говорить.
— Да, тут какая-то загадка… Но пойдем же, — проговорил он в своей безапелляционной манере, — у меня прием, и здесь собралось множество людей, с которыми я хочу тебя познакомить.
Нахт взял меня за локоть и попел в гущу гомонящей толпы.
— Ты же знаешь, я не выношу сильных мира сего, — пробормотал я.
— Ох, не будь таким замкнутым снобом. Здесь сегодня собралось много людей с выдающимися интересами и пристрастиями — архитекторы, библиотекари, инженеры, писатели, музыканты и еще несколько предпринимателей и коммерсантов вдобавок, поскольку искусство и наука тоже зависят от хороших вложений. Как наша культура будет развиваться и расти, если мы не будем делиться своими знаниями? И где еще сможет стражник-меджай наподобие тебя пообщаться с ними?
— Ты прямо как пчелка, что перелетает с цветка на цветок, — то тут попробует нектара, то там…
— Очень неплохое сравнение, разве что в нем я выгляжу дилетантом.
— Друг мой, я никогда не обвинил бы тебя в дилетантизме, или любительщине, или непрофессионализме. Ты — нечто вроде философа, наделенного духом искателя.