Все же зря пилот вражеской боевой машины поступил так необдуманно. Не торопился бы, поразмыслил немного, осмотрелся и, возможно, остался бы жив. Но он не осмотрелся, и диск его мемолета на всем ходу врезался в склон горы.
Я же, чудом подняв поврежденную машину, подброшенную взрывной волной, процарапав дном валолета по вершине горы, преодолел преграду. Перелетел ее, чтобы сразу же начать стремительное падение. Потерявший управление аппарат заскользил по склону, сшибая небольшие деревца, бороздя днищем камни, поднимая тучи серой пыли. Нам снова, в который уже раз, повезло. Этот склон горы был достаточно пологим, и валолет, не встречая серьезных препятствий, плавно скатился почти до самого подножия. Ударившись о высокое дерево, аппарат окончательно замер.
Кабина мгновенно наполнилась едким дымом, и я, подхватив бесчувственное тело Стоуна, постарался быстрее покинуть кабину валолета. Ожидая каждую секунду взрыва, я через аварийный люк осторожно спустил потерявшего сознание полковника на землю и сам спрыгнул следом. Взвалив раненого на плечо, я побежал подальше от загоревшегося аппарата.
Под ногами хрустел валежник, по лицу больно хлестали ветки, дыхание от неожиданной пробежки сбилось, но я не обращал на это внимания. Перепрыгивая через поваленные, наполовину сгнившие деревья, продираясь сквозь колючие кусты, мчался, словно бешеный мустанг, вниз по склону горы.
Я уже успел довольно далеко отбежать от места катастрофы, когда услышал оглушительный взрыв. Над деревьями взметнулся столб огня. Вырванные с корнем деревья и обломки валолета разметало по окрестностям. Гул взрыва прокатился по ущелью и, отразившись несколько раз эхом, замолк.
Осторожно опустив Стоуна на землю, я без сил свалился рядом.
Я лежал и, глядя в бездонное небо, думал. Думал о том, что снова обрел то бесценное, что мы не замечаем, когда оно есть у нас, и то, о чем так горюем, стоит лишиться его. То, что зовут одним словом – свобода. Естественное состояние человека. Естественное состояние любого разумного существа. Состояние, без которого разум не может жить. Может лишь существовать в ожидании свободы.
Раненый полковник застонал, и я, поднявшись с земли, склонился над ним. Первый же взгляд заставил меня ужаснуться. Большой осколок обшивки торчал из груди полковника. Вероятно, его ранило, когда мемолет противника обстрелял нас. Я же, не заметив нового ранения моего товарища, второпях тащил его сквозь бурелом. Хотя выбора у меня, в общем-то, не было. Задержись мы на несколько секунд у загоревшегося валолета, и сейчас наши останки падали бы с неба.
Кровь обильно струилась из развороченной раны. Стоун пришел в себя.
– Джаггер, – прерывающимся голосом произнес полковник. – Вернись в замок и включи маршрутизатор. Включи и доставь вторую часть прибора на наши корабли.
– Стоун, ты выздоровеешь, подлечишь раны, и мы вместе вернемся в замок, – твердым голосом проговорил я.
– Джаггер, я сейчас умру, – голос полковника был едва слышен. – Поклянись, что ты вернешься и сделаешь то, о чем я тебя прошу. Ради тех невинных, что томятся сейчас в узах рабства, тех, кто ежеминутно погибает на этой проклятой планете. Поклянись, космодесантник. Любой ценой включи и доставь маршрутизатор к нашим. Это приказ. Спаси эту планету от рабства.
Я, секунду подумав, ответил дрогнувшим голосом:
– Клянусь, Стоун. Клянусь, полковник, что вернусь и сделаю все, что надо. Можешь не беспокоиться.
Успокоенный моими словами, Стоун ненадолго закрыл глаза. Мне показалось, что жизнь покинула этого мужественного человека, но едва я прикоснулся к плечу офицера, как он открыл глаза и вновь заговорил. Заговорил, вопреки всему. Словно, вспомнив о чем-то важном, попросил отсрочки у смерти.
– Джаггер, когда ты активируешь маршрутизатор, то включится автоматический маяк-опознаватель типа “свой – чужой”. Это позволит тебе безопасно добраться до наших, – голос полковника был еле слышен. – И еще, Джаггер, прости меня.
– За что? – не понял я.
– Там, в терминале, я не терял сознания. Я все видел и мог помочь тебе и твоей девушке. Мог помочь всем остальным. Но мое пленение было частью заранее разработанной операции. Операции, для реализации которой погибло много людей. Хороших людей. И я не мог сорвать ее. Не мог помочь вам.
Услышав последние слова полковника, я взволнованно спросил:
– А Майя, та девушка, которая была со мной? Что с ней? Куда она попала?
После долгой паузы Стоун, собравшись с силами, ответил:
– Она попала в лагерь Карнава. После того как ты искалечил Крота, Отстой, по-видимому, счел, что сделка не состоялась, и забрал девушку с собой.
Я облегченно вздохнул. Лучше уж такая определенность, чем полное неведение. Теперь я знал, что Майя жива, и знал, где ее искать. У меня словно с души свалился камень.
Я собрался поблагодарить полковника за хорошие известия, но не успел. Стоун был мертв. Неподвижно глядя в голубое небо Пандерлоноса своими стальными глазами, он был уже на пути в другой мир. На пути к богу.
Закрыв глаза еще одному обретенному и тут же потерянному другу, я встал.
– Я выполню, Стоун, все, что обещал. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы освободить эту мрачную планету от цепей рабства. Освобожу Майю и всех остальных от уз Пандерлоноса. Клянусь.
Глава 10
Я похоронил Стоуна тут же. На том месте, где он умер. В тени листвы раскидистого дерева. Вырыв руками неглубокую яму, опустил туда тело полковника. Засыпал могилу и осколком, вырванным из его груди, вырезал надпись на коре приютившего его дерева:
“Роджер Стоун. Армейская разведка Федерации. Полковник”.
После этого, молча отсалютовав, собрался в путь. Оценил свои возможности – оружие и провиант. Из оружия у меня был лишь осколок обшивки валолета. Осколок, убивший Стоуна. Острый, сужающийся к концу, кусок железа. Кусок железа, который оружием можно было назвать с большой натяжкой. Из провианта не было и этого. Ничего не было у меня съестного.
С сожалением подумав о лимонаде и плитках шоколада, взорвавшихся вместе с валолетом, вспомнил, что не ел уже давно. Утром гладиаторы не завтракали. Перед боем – тем более. Не принимали пищу для того, чтобы в случае ранения в живот иметь поменьше проблем. Таких проблем у меня не оказалось, а вот есть вдруг захотелось ужасно. Желудок призывно заурчал, и я, пересилив приступ голода, принялся совершенствовать свое оружие. Отыскал крепкую, короткую палку. Потом, сняв широкий кожаный пояс, острым осколком отрезал от него несколько длинных лоскутков. Вновь надел пояс, старательно засунув за него маршрутизатор.
С помощью лоскутов кожи тщательно примотал острый кусок обшивки к палке. Получился прекрасный нож-копье. Наподобие тех, которыми вооружены туземцы Крита. Аборигены этой планеты мастерски владеют такими короткими копьями. Используя их и как метательное оружие, и в качестве ножа. Очень хорошо критяне пользуются таким оружием. Так хорошо, что иногда и мощный энергоавтомат оказывается перед ним бессилен. Об этом я знал не понаслышке. Сам едва не погиб от такой штуковины.
Впрочем, и я неплохо владел холодным оружием. И таким копьем тоже. Проверяя свою сноровку, я резко бросил нож-копье, целясь в дерево, отстоящее метрах в двадцати.
В дерево я попал. Древко копья задрожало от удара. Острие моего самодельного копья глубоко врезалось в древесину. Настолько глубоко, что мне потребовалось определенное усилие, чтобы выдернуть его. Выдергивая копье, я услышал подозрительный шорох и резко обернулся.
Короткая с черным оперением стрела арбалета, сбив кору дерева, вонзилась в том месте, где только что было копье. В нескольких сантиметрах над моей головой. То, что стрела была именно арбалетная, не вызывало сомнения хотя бы потому, что я видел того, кто стрелял в меня. Стоявшая неподалеку стройная с загорелым красивым телом амазонка снова целилась из пневмоарбалета в мою голову. Две узкие кожаные полоски прикрывали ее грудь и бедра. За спиной виднелся колчан с обоймами стрел. На поясе висел длинный стальной нож.