Священный сон фараона не разрешалось нарушать никому, даже жрецам. Аменемнес осторожно взял руку фараона, безмолвным жестом повелел окурить спящего дымом целебных трав. Над курильницами тотчас взвились благовонные облака, сотворившие в покое нечто — зыбкость очертаний, размытые краски, контуры, перетекающие из одного в другой… Стоны Иси, затихшие было, возобновились. Молодой жрец, дежуривший у ложа роженицы, появился снова, покачал головой в ответ на вопросительный взгляд Аменемнеса, развёл руками — «нет». Распорядитель церемоний шёпотом доложил верховному жрецу, что царица Хатшепсут проследовала в свои покои, что царевна Нефрура отошла ко сну, что жрец, прибывший из храма Пта, принёс вести о благоприятном расположении звёзд. Тутмос II спал, его худощавое остроскулое лицо было спокойно, наверное, целебные курения оказали своё действие. Испросили повеления зажечь факелы, верховный жрец сделал отрицательный жест, велел оставить горящим только один светильник из тех, что окружали кресло фараона. И вновь воцарилась тишина, нарушаемая только лёгким дыханием спящего, тихими стонами за дверью и потрескиванием масла в светильнике. Раскинувшиеся за окнами царского дворца сады безмолвствовали, и молчала великая река. Верховный жрец снова поправил сползшую с колен фараона леопардовую шкуру, плотнее укутал колени молодого царя. Если госпожа Иси родит сына, то именно ему, Аменемнесу, выпадет сомнительная честь доложить об этом царице Хатшепсут. Боги покарали её за какие-то неведомые грехи, прошлые или будущие, ведь боги всеведущи, всемогущи… Если госпожа Иси родит сына, он станет по обычаю мужем царевны Нефрура, как всегда делается в царском доме. Но это сейчас не главное… Фараона снова охватывает дрожь, уголки его губ судорожно подёргиваются. Болезнь медленно подтачивает его силы, которых и от природы не так уж много. Тутмосу очень важно иметь сына, ведь может случиться, что молодой владыка Кемет отправится на поля Налу