Не предполагал Бельчук, что так быстро получит ответ на свой трагикомический вопрос. Едва повернул он голову к двери, второму уязвимому месту его цитадели, как панически вжался спиной в стену…
Из-под двери, почти по всей длине зазора, медленно поползло черное пламя. Оно подрагивало, лениво облизывало мореное дерево, но не обугливало его — значит, было холодное…
Вдруг несколько черных языков легко стрельнули вверх, к потолку, свились в толстый жгут, образовав на конце подобие косматой головищи. Эта головища резко качнулась в сторону завороженно следящего за пугающими превращениями хозяина, замерев в полутора метрах от его лица…
Окостеневшей рукой Бельчук метнул в головищу стилет. Он прошел сквозь нее плашмя, оставив узкую щель, сообразную своей конфигурации, — будто вырвал из головищи кусок плоти, из которой та состояла. Но в тот же миг, не дав даже родиться надежде на возможность сопротивления, головища и драконья ее шея — жгут — превратились в бесчисленные гибкие щупальца, которые, разом напитавшись силой, текущей из-под двери, заполонили собой кабинет. Поначалу они хаотично извивались, ощупывали каждый предмет и как бы старательно обплывали недвижимого человека… Но вот хаотичность в их перемещениях исчезла, и все щупальца, повинуясь какой-то единой воле, чуть приметно потянулись к Бельчуку…
Он невольно закрыл глаза, понимая, что спасения от щупалец нет. Сейчас они задушат его… Но внезапно в сознании вспышкой мелькнула злорадная мысль: «Не задушат — не дамся!»
И рывком приставил ружье ко рту. Секундное колебание — и зубы осторожно обхватили холодный металл стволов, по которым испуганно неслись золоченые газели. И им, и Бельчуку теперь грозила одна и та же опасность — выстрелы… Переведя дыхание, загнанный в угол человек, принявший, как ему казалось, окончательное и последнее в жизни решение, разомкнул плотно сжатые веки, чтобы еще раз увидеть своего непознанного смертельного врага…
Осмыслить представшую перед глазами картину Бельчук сразу не мог: черные щупальца поспешно убирались из комнаты в поддверную щель. Вытягивались они, по-видимому, той же могучей волей, которая их сюда послала. За окном глухая чернота резко ослабла и поднялась вверх, впустив в комнату как бы серый рассвет.
От изумления и забрезжившей надежды Бельчук разжал зубы и откачнул голову от стволов…
В то же мгновение щупальца молниеносно, не в пример первому появлению, заполнили комнату и замаячили уже у самого лица, извиваясь и явно отталкивая друг друга, точно оспаривая некое право на первый перехлест хозяйской шеи. Окно, за которым опять бушевала все та же чернота, предательски хрустнуло…
В отчаянье Бельчук приник раскрытым ртом к дулам ружья, как будто в них таилось его спасение.
И снова черные щупальца поползли восвояси, а за окном обозначился серый рассвет. Но стоило Бельчуку вынуть дуло изо рта, как извивающиеся душители вернулись, а одно щупальце, опередив прочих, проворно охватило крепкую шею. Почувствовав, что горло слегка сдавлено — или это ему только показалось? — Бельчук впился зубами в стволы, зажмурился, представляя, как снесет ему сейчас полголовы, и, уже ничего не соображая, нажал на курок…
Раздался щелчок. Осечка!
Бельчук открыл глаза — кабинет был залит солнечным светом!
Сквозь любимое стекло виднелось первозданной голубизны, без единого облачка, небо; горделивая сосна, ближайшая к окну, радушно принимала на широченных лапах нахальную и базарно горластую сорочью компашку; птицы без умолку трещали, перемывая кости товаркам, шустро перепархивали с лапы на лапу, обильно осыпая снег, радостно искрящийся в солнце; снег летел вниз длинными рассыпчатыми прядями, бесшумно скользя совсем рядышком с бельчуковским окном. Протяни руку — и вот она, такая будничная и в одночасье праздничная, не замечаемая за непрерывной колготой ни в будни, ни в праздники, живая жизнь.
Отдал бы узник и роскошный дворец свой, ставший ему темницей, и охотничий домик со всеми шкурами и сюрпризами, да и всю гектарную усадьбу вместе с бонапартовским по размаху планом знахарского завоевания вселенной — за одно только то, чтобы вот сейчас, сию же секунду, подставить ладонь под рассыпчатую снежную прядь, скользнувшую с корабельной сосны под бойкой сорочьей лапкой…
Весь порыв и желание сделать это, Бельчук уж и дернулся было вскочить на ноги, да неожиданно получил такой крушащий удар по глазам, что навзничь повалился обратно на покорную шкуру амурского зверя…