Выбрать главу

Стало быть, по тому же мосту, по которому спешили в гимназию будущие американцы, мои двоюродные братья Флорийонас и Зигмас, ходила на уроки в образцово-показательную школу и моя мать, тоже будущая. Сегодня мне кажется, что их жизнь на улице Малуну, пожалуй, не была столь уж безрадостной, хотя бы потому, что они не задыхались от обилия информации, а слухи чаще всего так и оставались слухами. Разумеется, до тех пор, пока не начинались воздушные налеты, поскольку людям не особенно набожным тогда бывало явно не по себе. К примеру, моей маме. Вообще-то тетя Лидия была на редкость бережлива, что ей впоследствии пригодилось в Иркутске, оттого там никто и не умер с голоду. Мне довелось лично убедиться в бережливости тетушки: из Иркутска она привезла в подарок не только кедровые орехи, но и пару спортивных свитеров, один из которых пришелся впору мне, а другой - брату. Они были в прекрасном состоянии, не траченные молью, у меня в жизни не было ничего подобного. А ведь их носили еще до войны, возможно, даже кузены Флорукас и Зигмукас!

Монастырь со всеми костелами сохранился, а вот образцово-показательную школу разбомбили - мама в это время молилась в часовне Святых Ворот, хотя раньше за ней такого не водилось! Будущий дом Туулы тоже уцелел. Правда, никаких мостиков в сторону Бернардинцев тогда еще не было. Хотя нет, был, а как же!.. Разве не водил нас, первокурсников, по Вильнюсу неприметный человечек в круглых очках, дешевых сандалиях и длинном темно-синем драповом пальто? Подведя нас однажды к этому монастырю, он махнул тощей рукой в сторону позеленевшего от времени фундамента у самой воды и с важным видом пояснил: «Видите? Когда-то тут был крытый деревянный мостик. Когда он однажды сгорел, к мессе, да-да, к самой ранней мессе, монахи отправлялись вброд». Так и сказал нам тогда старичок, оказавшийся, как я узнал впоследствии, латинистом, автором старого путеводителя по Вильнюсу. В конце экскурсии мы сбросились для него по двадцать копеек, а наша староста, рыжая Оняле, вручила их гиду. Пять рублей. Новые сандалии... У меня так прочно засели в голове те монахи, что однажды во время занятий по военному делу (кажется, это была «огневая подготовка») я сделал в оранжевой тетрадке следующую запись:

Той ночью ненастною, в стужу, Холодное ложе покинув, Побрел через реку на службу Монах в рясе черной и длинной.
Он шел в красный храм величавый, Где Богу молилися братья. Но вдруг оступился случайно, Упал прямо к речке в объятья.
Река же его подхватила - Боролся старик еле-еле... Шли годы. Средь мутного ила Лишь гладкие кости белели...

Но вдруг оступился случайно... Почем я знаю!

Так вот, уже в ту скучную пору я высмотрел будущий дом Туулы, его второй этаж. Туула, между прочим, жила на первом, в том конце, где находилась апсида. После того, как пани Дашевска отказала мне в комнатке с низкими сводами, где жил Чюрлёнис, и дождь успел смыть «расширенную» надпись «VOLKSHUTTE. HIER WOHNEN ZWEI GERMANISTEN5», в поисках крова я первым делом завернул именно туда. Туда, где двадцать лет спустя совершенно неожиданно поселилась Туула - молодой дизайнер, девушка, которая не имела ни малейшего представления, что ей нужно в этом квартале, в Вильнюсе, да и вообще в мире...

вернуться

5

«Народный домишко. Здесь живут двое германистов» (нем.).