Я уже подходил к остановке, когда меня неожиданно осенило: почему бы не заглянуть к своей бывшей половине, поглядеть хотя бы издали на ребенка? Это ведь в нескольких шагах! Вот клиника, где три года назад появился на свет наш младенец, а вон там молочная кухня, откуда я приносил ему бутылочки со смесями и творожком... В самом деле! Этим отчаянно смелым и рискованным броском «vivere pericolo...» я возьму и оставленный там полушубок с пристегивающейся подкладкой - пригодится! Нет, тут все дело в утрешнем вине, иначе и в жизни не свернул бы к фанерной двери общежития рядом с туалетом... Спрашивается, чего ради? Чтобы увидеть, как замечательно ей живется без меня, и остервенеть? Кусать ногти оттого, что утратил нечто такое, чем обладает почти каждый из нас? Нет, во всем определенно виновата злополучная поллитровка классических чернил из запасов брата моего приятеля. Нет, размышлял я по дороге, вовсе не потому мы так некрасиво разошлись, что ты связала свою судьбу с партией, это еще куда ни шло! И не потому, вероятно, что, возвращаясь под утро домой со своих дежурств, я несколько раз сталкивался лоб в лоб со знаменитостью — бородатым гением Романасом Букасом, который уже давно был не в состоянии писать свои излюбленные пейзажи и обнаженную натуру. Ну ладно, хватит! Букас, Букас! Я беру полушубок, бросаю взгляд на ребенка и испаряюсь... Все равно я ничем уже не могу им помочь, абсолютно ничем. Да им и не требовалась моя помощь - никакая!
Еще издали я заметил, что окно чуть приоткрыто — значит, дома. Не уехала еще на партучебу в Питер. Ясное дело, партия никогда не бросает своих детей, как это сделал я. Дело в том, что партия несравненно богаче и щедрее не только бродяг, но и грузин, и армян, торгующих гвоздиками, арбузами, презервативами и фальшивым золотом... Да, даже тех, кто денно и нощно, даже в стужу, топчется напротив кинотеатра «Хроника», жжёт в потемках свечки и предлагает купить кольца, сработанные на знойном юге... Не зря ведь установленную в глубине того сквера группу бронзовых борцов кто-то из выпивох метко окрестил «Замерзшими грузинами» ... Что за галиматью я несу? Надо сосредоточиться, подготовиться морально, раз уж я переступил порог этого дома!
Вот и до мелочей знакомый мрачный вестибюль, а вот и Катерина Филипповна, дежурная, которая восседает внизу, взвалив свой могучий бюст на барьер. Неприятно вспоминать, что именно ко мне когда-то завалился пьяный киномеханик Леоне с покупкой для жены - молокоотсосом - помнится, я впервые увидел эту странную штуковину. Покатываясь со смеху, он стал прикладывать приспособление с красной резиновой грушей к выпуклостям Филипповны, а та, польщенная вниманием кудрявого красавца, хихикая и краснея, делала вид, что отбивается от него... Зато потом она раскричалась и нажаловалась на меня общежитским властям - майору в отставке Григорию Шикину и его правой руке турку Зие Ахатовичу... Катерина встретила меня кислой улыбкой, не проронив ни слова, - эта могучая матрона тоже знала всё! Или почти всё.
Моя экс-супруга принадлежала к числу тех решительных женщин, которые ведут смертельную борьбу за свое место и под солнцем, и под луной. Солнцем для нее была партия, в которую ее приняли с большим трудом, а луной, вернее, ясным месяцем над ней сиял пожелтевший от жизненных бурь, табака и краски лик темнобрового живописца Романаса Букаса. Таких людей партия называет своим боевым отрядом - вечно связанная какими-нибудь обязательствами, в постоянной запарке, тревоге и ярости, моя вторая половина прекрасно смотрелась под боком как партийных функционеров, так и Романаса Букаса. Однако в глубине души она насмехалась над своей партией, не исключено, что даже ненавидела ее, как ненавидела засорившийся клозет, вонючую жижу в душах, шныряющих за окном крыс и мои пьяные речи о том, что эта партия подохнет естественной смертью.