Однажды, когда хан снова покинул остров, юноше стало невмоготу — сильнее прежнего затосковал он по родному аалу.
Бросился он на траву и закричал:
— Будь ты проклят, Элчиген-кулак-хан[41]!
И вдруг слышит — шепчут листья тополя: «Элчиген-кулак-хан». А им вторит налетевший ветерок: «Элчиген-кулак-хан». Шумят волны озера: «Элчиген-кулак-хан».
Испугался юноша и просит их:
— Замолчите! Если хан услышит, он убьет меня.
Но шепот не смолкает. Все громче и громче над островом разносится: «Элчиген-кулак-хан, Элчиген-кулак-хан».
Бросился тогда юноша в озеро. Долго плыл он, из сил выбился. Потянуло его ко дну. Но тут подплыли к нему две большие щуки и помогли добраться до берега.
Идет юноша в горы и весело распевает: «Элчиген-кулак-хан, Элчиген-кулак-хан». Вслед за ним эти слова повторяет эхо гор и тайги.
Вернулся хан на остров и слышит — шепчет старый тополь: «Элчиген-кулак-хан, Элчиген-кулак-хан». Рассердился хан, велел позвать юношу, но его нигде не нашли. Решил тогда хан, что его брадобрей пытался бежать и утонул в озере. Никто еще не доплывал до берега.
Приказал хан срубить старый тополь, но все равно ему не спится. Опять слышит: «Элчиген-кулак-хан, Элчиген-кулак-хан». Это травы шепчут, птицы распевают. Обезумел хан, мечется по острову, цветы топчет, гнезда птичьи разоряет.
Перевезли хана на берег, поместили в большой белой юрте.
Пришел хан в себя и стал думать, как ему дальше свою тайну сохранить. Собрал он подданных и строго-настрого запретил им бывать на острове.
— Там злые духи поселились, — пугал их хан.
Однажды спустились с гор охотники и рассказали — вся тайга на разные голоса повторяет: «Элчиген-кулак-хан, Элчиген-кулак-хан».
Пошли разговоры по юртам, дошли и до хана. Понял хан, что жив юноша-брадобрей, и теперь рано или поздно все узнают его тайну.
Собрал он тогда народ и снял шелковый колпак. Все увидели, что у хана длинные ослиные уши.
Зароптал народ.
Вышли тогда вперед старики и говорят хану:
— У тебя волчье сердце и ослиные уши. Не можешь ты быть нашим ханом, уходи прочь.
Так прогнал народ Элчиген-кулак-хана. Помнят об этом только две старые-престарые щуки, да рассказать никому не могут. Да когда поднимается ветер, в плеске волн Тере-Холя слышится: «Элчиген-кулак-хан, Элчиген-кулак-хан».
Утес, не видящий солнца
Давным-давно жил в долине реки Тапсы богатый хан. Своим табунам он и счет потерял.
Была у хана единственная дочь красавица Доспан. Много знатных женихов приезжали сватать ее, но гордый старик всем отказывал и говорил:
— Еще мало у вас добра и скота, чтобы быть моим зятем.
Так старик насмехался над женихами дочери.
А красавица Доспан тем временем горячо полюбила ханского пастуха Арзылана.
Однажды из далеких степей за снежным перевалом пришел караван с подарками от хана Тумэн-Баира.
Разгорелись ханские глаза при виде богатых даров, и решил он через месяц выдать Доспан за Тумэн-Баира.
Молча выслушала Доспан волю отца. Оседлала белоногого иноходца и тайком поскакала к утесу Хун-Хая[42] к Арзылану.
Рассказала Арзылану о своем горе.
Стал утешать ее Арзылан:
— Не покоряйся воле отца. Бежим в горную тайгу.
— Нет, везде найдет нас отец. Не скрыться нам нигде от него.
Опустил голову смелый Арзылан, не знает что делать. Долго думали, ничего не придумали.
Видит девушка, что совсем загорюнился ее возлюбленный, встряхнула весело черными косами и говорит:
— Не горюй, сарым[43]. До свадьбы еще тридцать дней. Поживем, а там увидим, что делать.
Каждый день приезжала Доспан к возлюбленному на Хун-Хая, и все дни они проводили вместе.
Незаметно прошел месяц.
И вот однажды утром, едва заиграла заря, вдали показался большой караван. Впереди на дорогом скакуне, в богатой одежде ехал жених со свитой.
Завидела Доспан гостей и помчалась на белоногом иноходце к утесу Хун-Хая.
Быстрее стрелы взвился конь на высокий подъем. Арзылан был уже там. Лучи яркого солнца заливали весь утес.
Крикнула на скаку Доспан:
— Тумэн-Баир приехал.
— Что нам делать? Неужели нам навсегда расстаться? — проговорил Арзылан.
— Нет, мы всегда будем вместе, — ответила девушка, заглянув в глубокий обрыв.
Догадался Арзылан, крепко обнял напоследок любимую, вскочил на коня и направил его к обрыву.
Только столб пыли взвился над утесом, загремели камни, и гул разнесся по горам.