«А вам не приходило в голову, что снимая самоубийство, вы помогли событию состояться?».
«Я больше 19 лет работаю оператором. Я видел множество трагедий. Солдат, разорванных гранатами, голодающих детей. Я все это снимал. Я не виноват в этом. Если бы я об этом думал, я не смог бы выполнять свою работу».
«Он не обливал бензином и не поджигал спичку, – поддержал директор телекомпании. – Он там был, чтобы снимать происходящее...».
«Но ее муж известил и другие телекомпании о своем решении, – возразил адвокат истца. – Однако те предпочли отказаться – по этическим соображениям».
«Когда пленка была отснята, – ответил директор, – ее включили в выпуски новостей всех телестанций. Мы маленькая студия. Боремся за свою аудиторию. Такие сюжеты люди хотят смотреть. А если нам будут говорить, какие новости снимать, а какие нет, то недолго скатиться к тирании».
Оправдания защиты на судебном процессе, как мы видим, сводились к нескольким аргументам. 1. Если я, оператор, стану думать о последствиях, то не смогу выполнять работу. 2. Никто не вправе нам диктовать, что надо снимать и чего не надо. Иначе мы скатимся к тирании. 3. Такие сюжеты люди хотят смотреть.
В конце концов, поступок жертвы – ее поступок. Никакого вторжения в частную жизнь не было. Все равно, как если бы оператор снимал самоубийство китов, которые по неизвестным причинам время от времени выбрасываются на берег. Но ведь в данном случае, настаивала вдова, побудительной причиной как раз и было присутствие оператора и готовность телевидения демонстрировать подобного рода сцены. А разве не находятся зрители, которые это любят? – возражали телевещатели.
Сколько раз мы слышали эти аргументы и от отечественных документалистов.
Мотивы или мотивировки
Произведения визуальной культуры требуют вложения средств. Некоторые из них способны не только себя окупать, но и сами приносят доход. Иногда очень крупный, почти фантастический. В первую очередь это относится, разумеется, к тому, что мы называем культурой массовой. Включая бульварную периодику – криминальные сюжеты, сексуальные сцены, сенсационные выходки, оккультные акции, скандальные происшествия...
Зритель в этих случаях становится потребителем, произведение – товаром, а деньги из средства осуществления цели превращаются в самоцель.
Это не всегда очевидно. Создатели «товара» не спешат афишировать подлинные мотивы своих усилий. Многие не признаются в них и самим себе. /Психологи вообще считают, что подлинные мотивы нами в принципе не осознаются/. В подобных условиях у человека срабатывает защитная философия – за мотивы выдаются мотивировки.
«Народ нуждается в развлечениях». Разумеется. Как и то, что продюсер коммерческого вещания нуждается в рейтинге. А наибольший рейтинг дают передачи, предлагаемые как развлечение.
В декабре 1996 года Судебная палата по информационным спорам рассматривала жалобу телезрителя на документальный телефильм из цикла «Криминальная Россия» /«Удав»/. Фильм о действиях правоохранительных органов, которые задержали сексуального маньяка, совершавшего насилия и убивавшего своих жертв. Оправдана ли, спрашивал зритель, столь подробная демонстрация расчлененных тел, обезображенных трупов, у которых отрезаны головы, и детальное описание технологии совершения преступлений. Тем более что фильм демонстрировался в 19.30, когда у экрана – дети. Правомерно ли при этом разглашение имен и фамилий жертв? Такой показ изощренных жестокостей, по мнению зрителя, – становится бедствием телевидения.
Но задача нашего цикла, возражали авторы, в том и состоит, чтобы предотвратить подобные преступления и показывать замечательную работу сотрудников наших органов. Если верить авторам, документалисты действовали как санитары леса.
Но зачем же показывать сцены насилия в таких кровавых подробностях? – спрашивали участники обсуждения. Да потому, отвечали авторы, что иначе зрителей не проймешь. Они столько подобных эпизодов уже видели на своих экранах, что им это давно уже опостылело.
А как же дети, которые в это время находятся перед телевизором?
Но мы же заранее, звучало в ответ, предупреждаем перед началом фильма: «Авторы приносят свои извинения всем, кому этот фильм покажется слишком жестоким. Мы не советуем смотреть его детям и людям со слабым здоровьем».
Наличие такого предупреждения, вероятно, лучше, чем, если бы его не было. Тем более, когда в доме заботливые родители. Но если родителей в доме нет, для подростков подобного рода фраза – еще одно искушение.
Ведущий еженедельного «Случайного свидетеля» /«РЕН-ТВ»/ на протяжении нескольких месяцев начинал каждый выпуск с того, что в финале покажет особо скандальные кадры. Передача посвящалась экстремальным ситуациям в Америке – пожарам, наводнениям, авиа-крушениям, катастрофам на автогонках. А особо скандальный сюжет – безобразным потасовкам героев шоу Джерри Стрингера. Все эти кадры, объяснял ведущий, были безжалостно вырезаны из записи передачи и никогда не демонстрировались в американском эфире. Он показывает их исключительно для того, чтобы ничего подобного на российском телевидении не было.
Сознавал ли ведущий, что этим поступком проявляет откровенное презрение к своим зрителям?
То, что даже сами американцы считали «за гранью» и выбрасывали в мусорные корзины, с его точки зрения, вполне подходило российской аудитории. Подлинный же мотив был очевиден любому зрителю – подобные скандалы как раз и обеспечивали желанный рейтинг.
Чем выше прибыль – тем ниже этические границы. «Хочется рейтинга, и чтобы привлечь внимание к своему продукту, нарушают все моральные табу, – признаются преуспевающие продюсеры, ссылаясь в качестве примера все на те же «600 секунд». – Конечно, то, что «железный Шурик» делал, делать нельзя. Но какое чудовищное количество фанатов у него было!».
Трогательна неподдельная зависть последней фразы.
Такие признания, впрочем, звучат не часто. С одной стороны, останавливает чувство приличия. С другой, погоню за рейтингом гораздо удобнее выдать за заботу о телезрителе /«Мы боремся за аудиторию»/. Сцены насилия – за предотвращение зла. Предъявителей трупов – за санитаров леса. Яд – за лекарство.
Но никакое лечение не должно быть мучительнее болезни. А тем более источниками этой болезни.
Демонстрация «Криминальной России» в самое детское время /19.30 – «час пик»/ куда красноречивее обнажает мотивы создателей цикла, чем ими же приводимые аргументы.
«Такие сюжеты люди хотят смотреть».
Откуда берется зло?
Как-то в одном из ранних выпусков "Взгляда" ведущие со смехом рассказали о том, что в Киеве пропал из продажи сахар. Они показывали украинские «сахарные» талоны, пили сладкий чай и трунили по поводу разгильдяев-хозяйственников, допустивших подобные безобразия на родине сахарной свеклы. Зрители тоже посмеялись, но при этом и задумались: разгильдяи обитают не только на Украине. Кто его знает – сегодня в Киеве, а завтра...
В течение нескольких дней сахарный бум охватил страну. Это, конечно, не значит, что не выступи телевидение, никакого бы кризиса не произошло. Но популярная передача подействовала как катализатор – паника вспыхнула как пожар. А спровоцированная паника в экономике равнозначна стихийному бедствию.
Документалисты не слишком часто склонны задумываться над тем, что передача, иной раз даже независимо от их целей, срабатывает как детонатор общественных действий.
Вряд ли думали о последствиях своего сюжета и репортеры из «Времечко", рассказывая об открытой продаже в коммерческих киосках сильнейшего психотропного средства. Фармацевт на экране назвал ситуацию с коммерческими киосками чудовищно безответственной /7.06.94/. Но разве ответственнее вели себя журналисты, когда обнародуя подобную информацию, упоминали название препарата, показывали, как он выглядит, и тем самым невольно давали понять, где его можно приобрести? Сюжет обернулся, по сути, рекламой для начинающих наркоманов.
О последствиях не задумывались и их коллеги из "Комсомольской правды", рассказывая в очерке "Когда зацветает мак" о подростках, которые, чтобы забалдеть, покупали клей /называлась марка/ и дышали им через целлофановые пакеты. "Рецепт" разошелся 16-миллионным тиражом, породив последователей, и для иных закончился трагическим результатом. "На чьей они совести?.. Как надо знать зло, чтобы его искоренить, а не умножить?", – задавалась вопросом обозреватель "Известий" Я.Юферова?