Целых двадцать тысяч лет - Джам Карет - поле пульсировало, но на одно короткое мгновение, которое могло длиться секунды, или годы, или века, оно было отключено.
Легенда не говорит правды. Точнее, она говорит не всю правду: за сорок лет до того, как Аттила вторгся в Италию, Рим был завоеван и разграблен Аларихом. Джам Карет. Через три года после отступления Аттилы Рим захватил Гайзерих, король вандалов.
Была причина, по которой нечистоты безумия перестали питать пространство и время из измененного сознания семиглавого дракона...
Семф, предавший свой народ, парил перед членами Совета. Его друг, стремившийся к своему заключительному воплощению, Линах, председательствовал во время слушания дела. Он рассказывал тихо, но весьма красноречиво о том, что сделал великий ученый.
- "Резервуар опустошается, - сказал он мне. Прости, но я люблю своих сограждан. Где бы они ни находились, когда бы ни находились - я просто обязан их любить, потому что работаю в совершенно бесчеловечной области, я должен держаться за свою любовь, как за соломинку. Поэтому ты меня простишь". А потом он вмешался.
Шестьдесят членов Совета, по одному представителю от каждого народа, населяющего центр, - существа, похожие на птиц, какие-то синие тени, люди с громадными головами, оранжевые растения с трепещущими лепестками... все обратили взоры на повисшего в воздухе Семфа. Его тело и голова походили теперь на мятый бумажный пакет. Волосы исчезли. Глаза слезились и стали бесцветными. Обнаженный, мерцающий, он чуть отплыл в сторону, потом легкий ветерок, резвящийся в помещении без стен, толкнул его на прежнее место. Семф опустошил себя.
- Я. прошу Совет приговорить этого человека к последнему воплощению. Несмотря на то что его вмешательство продолжались всего несколько секунд, мы никогда не узнаем, какой вред, какие изменения оно могло принести перекрестку времен. Я признаю, что он намеревался перенасытить канализацию и таким образом вывести ее из строя. Этот поступок, поступок чудовища, приговорившего шестьдесят народов, населяющих центр, к жизни, в которой будет по-прежнему преобладать безумие, этот поступок должен быть наказан уничтожением.
Совет впал в задумчивость. Бесконечное время спустя он воссоединился, и обвинения Проктора были поддержаны; предложенный им приговор вынесен.
На тихих берегах мысли Проктор, палач, нес на руках своего друга, бумажного человека. Там, в опускающейся тишине близкой ночи, Линах положил Семфа в тень вздоха.
- Зачем ты мне помешал? - спросил он.
Линах отвернулся и уставился в надвигающийся мрак.
- Зачем?
- Потому что здесь, в центре, у нас еще есть шанс.
- А для них, для всех них, там... уже не осталось ничего?
Линах медленно сел рядом, погрузил руки в золотой туман, который окутал его запястья, а потом снова стек к нетерпеливо ожидающему его телу мира.
- Если мы сможем положить начало здесь, если сможем постепенно расширять границы, возможно, когда-нибудь наступит день и мы доберемся до конца времени, начав совсем с малого. А до тех пор необходимо, чтобы хотя бы в одной крошечной точке не царило безумие.
Семф заговорил быстрее. Его время истекало.
- Ты приговорил их всех. Безумие - очень опасный и живучий яд. Это сила. Ее можно упрятать. Самый могущественный джинн в бутылке, открыть которую совсем ничего не стоит. А ты приговорил их к вечной жизни вместе с безумием. Во имя любви.
Линах издал какой-то звук, не похожий на слово. Семф коснулся его трепещущей тенью, которая была когда-то рукой. Пальцы растворились в тепле и ощущении живой плоти.
- Мне жаль тебя, Линах. Твое проклятие заключается в том, что ты хочешь быть настоящим человеком. А мир создан для тех, кто сражается. Ты так и не понял этого.
Линах промолчал. Он думал о вечных отходах и о канализации, которую возродила к жизни необходимость.
- Ты сделаешь для меня памятник? - спросил Семф.
- Это предусмотрено традицией, - кивнул Линах.
Семф грустно улыбнулся:
- Тогда сделай его для них, не для меня. Я создал сосуд их смерти, но он мне не нужен. Выбери одного из них; не очень выдающегося, но такого, чтобы, обнаружив его, они поняли, что это значит. Ради меня воздвигни памятник этому человеку. Ты сделаешь?
Линах кивнул.
- Ты сделаешь? - снова спросил Семф, потому что глаза у него были закрыты и он не видел кивка.
- Да, обязательно, - ответил Линах.
Но Семф уже не слышал. Воплощение началось и закончилось, Линаха окутало безмолвное одиночество.
Памятник поставили на отдаленной планете затерянной звезды во времена древние и не родившиеся. Он существовал в сознании людей, что придут позже. Или никогда.
Но если они все-таки придут, то поймут: их жизнь - это ад, однако существует Рай, называемый людьми Раем, а в нем - центр, откуда истекает безумие, и в этом центре царит мир.
В развалинах взорванного здания, где некогда располагалась фабрика по производству мужских сорочек, в городе, который когда-то был Штутгартом, Фридрих Дрюкер нашел разноцветный ящичек. Обезумев от голода и мыслей о том, что вот уже несколько недель он вынужден питаться человеческим мясом, окровавленными остатками пальцев Дрюкер отодрал крышку. Когда ящичек раскрылся, из него вырвались ураганы и умчались прочь, не обращая ни малейшего внимания на охваченного ужасом Фридриха Дрюкера. Бури и темные, безликие, крылатые твари уносились в ночь, а за ними вслед - последние клочья пурпурного тумана, источающего сильный запах гниющего жасмина.
Однако Фридриху Дрюкеру некогда было раздумывать над тем, что все это значит, потому что на следующий день началась Четвертая Мировая война.