Затем сами джунгли захлестнули его, он погрузился в бескрайние тропические леса; он, как и Джоан, был пигмеем в мире чудовищных теней.
Две обваливающиеся пирамиды, поросшие яркой растительностью, почти не разрушали ощущения мрачности, исходившего от деревьев, которые возносились, казалось, к самым небесам и, хотя в тот момент лес казался безжизненным, он знал, что поблизости находились ягуары, пумы, обезьяны, броненосцы, гигантские змеи и бесчисленное множество птиц.
Настал один из тех странных, редких моментов, когда лес казался абсолютно сонным, и только две «голые обезьяны» передвигались между деревьев.
Не то чтобы он и Джоан были на самом деле голыми, но они носили намного меньше одежды, чем в тот день, когда впервые спустились с катера.
Они прибыли, почти ничего не зная о мексиканских джунглях, несмотря на то, что в снах призраки давно похороненного прошлого казались в сто раз более угрожающими.
Внутренним взором он смог охватить очень большой участок джунглей. Когда видение пропало, две пирамиды оказались ближе, и исследователи поднимались на вершину той, которая лучше сопротивлялась разрушительному воздействию времени.
Затем они оказались внутри пирамиды, в ограде храма с каменными стенами; посетители рассматривали огромную гранитную фигуру, которая не имела ни малейшего сходства с Уицилопочтли, крылатым ацтекским богом войны. Она была почти бесформенной, с большими конечностями и сплюснутой головой, которая делала изваяние похожим больше на зверя, чем на человека. Но было невозможно точно определить, что должна была изображать скульптура — настолько неуклюжей и бесформенной она казалась.
Изваяние было таким огромным и так сильно пострадало от времени, вдобавок они натолкнулись на него так неожиданно, что Джоан вздрогнула и прижалась к нему, и лишь мгновенье они стояли, глядя на статую. Затем оба снова быстро вышли на солнечный свет и спустились по ступеням пирамиды так быстро, что Джоан потеряла равновесие и упала бы, если бы Дорман ее не подхватил.
Внезапно джунгли исчезли и в воображении Дормана возникли свет, звуки и цвета — это случилось так же внезапно, как внезапно нахлынул мрак.
Он сидел на пляже рядом с Джоан, рисуя круги на песке указательным пальцем и вглядываясь в сияющие воды залива. Поначалу там не на что было смотреть, разве что на две маленькие рыбацкие лодки, покачивающиеся ближе к горизонту. Затем шесть рыбаков быстро выбежали на пляж, туда, где на песке была подготовлена лодка, лежавшая в шести футах от линии прибоя.
Один из них остановился на мгновение, чтобы взять Дормана за плечо и указать в сторону залива.
Он быстро поднялся на ноги, поднося бинокль к глазам, в то время как рыбак продолжал двигаться дальше. Дэвид не возражал, когда Джоан выхватила у него бинокль; он увидел достаточно. Он был на полпути к лодке прежде чем она осознала, что его рядом с ней больше нет.
Затем она побежала за ним, а он, оборачиваясь, махал ей, предлагая вернуться обратно. Но она отказывалась и не обращала ни малейшего внимания на его приказы. Она ненадолго остановилась, чтобы подхватить холщовую сумку, которую он по глупости взял с собой, собираясь изучить ее содержимое во время солнечных ванн. Дорман был рад, что она это сделала, хотя не так уж беспокоился о цветных слайдах и мелком оборудовании, которое в ней находилось; его больше волновала Джоан; но сумку он тоже не хотел терять.
В деревне, окруженной глиняной стеной, водились и воры, так что если бы мешок остался лежать на видном месте на песке…
Теперь Дэвид кричал Джоан, заставляя ее вернуться, размахивая руками еще сильнее. Но она не слушала. Она оставалось упрямой, а он сидел в лодке, и гребцы отталкивались от берега, когда он с ужасом увидел, что Джоан преодолевает прибой с явным намерением перепрыгнуть через борт и присоединиться к нему.
Он мог сделать две вещи. Он мог выпрыгнуть из лодки, прежде чем она уйдет на глубину, подхватить Джоан на руки, независимо от того, как сильно она будет сопротивляться, и отнести ее обратно на пляж, позволив рыбакам отправиться без него. Или он мог остаться в лодке и не дать ей подняться на борт.
Но он не сделал ни того ни другого; вместо этого, он приказал команде приналечь на весла; не удивительно, что его слова не остались без внимания. Возможно, их бы возмутило появление женщины на борту, они постарались бы предотвратить это, если бы не были так заняты преодолением линии прибоя.
Один из гребцов стоял на корме, направляя лодку последним движением весла, когда Джоан наполовину вскочила, наполовину переползла через борт и уселась перед ним с холщовой сумкой между ног. К тому времени было уже слишком поздно останавливать ее, не подвергая опасности ее жизнь, тем более не стоило думать, что она почувствует в миле от берега, когда первый гарпун ударится с глухим стуком о тело чудовища и Джоан испытает непреодолимое желание переложить вину на плечи других.