— Еще один провал в… у меня уже был один, сэр?
— Два, — едва не застонал Баннерман. — Неудивительно, что ты думал, будто с курицей все в порядке.
Горящий кончик сигары Баннермана описал дугу в темноте.
— Все ты вспомнишь, Кромер, — сказал он. Посмотри в кристалл. Сконцентрируйся.
Кромер повиновался, его сердце как будто билось прямо о ребра.
В зареве, над двумя неподвижными работниками лаборатории, медленно появилась высокая истощенная фигура. Сначала обрела форму голова, затем костлявые плечи, и, наконец, возник весь силуэт, окутанный ореолом; кроваво–красное свечение от этой фигуры исчезало в глубинах сферы.
Неведомый силуэт, казалось, принадлежал тому, кого нельзя называть. На теле почти не было плоти, и зубы казались острыми, словно у хищного зверя; они как будто были направлены прямо на Кромера — неведомая тварь хотела вытащить его мозг из головы и обглодать все тело до костей.
— Кромер, это ты, — сказал Баннерман. — Ты видишь свой истинный облик.
Кромер не мог вздохнуть.
— Кромер, ты не станешь утверждать, что я не борюсь за своих подопечных. Я создал для тебя плотскую оболочку, которая может ходить по земле, и нашел тебе работу, прямо на твоей улице. Я думал, конечно, что ты сможешь послужить мне. Тебе нужно быть хорошим работником, хотя ты можешь быть и плохим работником, Кромер. Тебе надо завоевать доверие работодателя. Кромер, ты не справился с делом. Ты забыл, что сомнительная птица будет для тебя неплохой — а точнее, просто вкусной. Почему ты забыл, Кромер? Потому, что ты хотел убежать от самого себя?
Дьявольская улыбка появилась на лице Баннермана.
— Теперь ты знаешь, что ты такое, Кромер. Ты все еще хочешь сбежать?
— Хочу, хочу, рыдал Кромер, — Я всегда хотел убежать. Я не мог этого выдержать.
— Понятно. Компенсационная амнезия. Кромер, ты можешь посмотреть правде в глаза. Что ты такое?
— О Боже, я…
Баннерман побледнел.
Никогда… следи за языком, Кромер.
— Я лучше умру, чем буду тем, что я есть, — задыхался Кромер.
— Прекрати, Кромер, — укорял его Баннерман. Возьми себя в руки. Будь мужчиной. Прими это, и я посмотрю, что можно сделать, чтобы найти тебе другую работу.
Пока он говорил, Баннерман снял шляпу, приоткрыв сверкающую лысину, посреди которой торчали два коротких рога.
Кромер упал на колени, в отчаянии царапая грудь.
— Что же? — спросил Люцифер. — Что ты такое, Кромер?
Голос Кромера звучал словно из могилы.
— Я вурдалак, — ответил он.
Конусы
Меркурий — это планета, ближайшая к Солнцу, и, вследствие этого, сажая опасная из всех. Будет ли она исследована примерно в то же время, что и Юпитер, вероятно, зависит от скорости, с которой земная наука сможет изобрести жаропрочные космические корабли; ведь рядом с Солнцем радиация будет почти невыносимой.
На обращенной к Солнцу планете мы встречаем нашу первую форму жизни из чистой энергии, те существа, которые, во всей видимости, навсегда останутся чужды землянам. Такая форма жизни — единственный вид, который может существовать в мире, где разницы температур громадны и где электрические феномены отличаются чрезвычайной мощностью. Так как это единственный существующий вид — возможно! В любом случае, нет сомнений, что его портрет, приведенный здесь, невыносимо ярок — и логичен.
*
Они никогда не видели таких небес. Одна блестящая картина за другой, чудо за чудом на небесном своде. Земля — самая яркая из ярких звезд; Венера — маленькая, бледно–зеленая луна, повисшая в бездонных глубинах неба, Марс — крошечная красноватая точка. И все звезды галактики сияют яркими завитками и углами едва знакомых созвездий.
На Меркурии царила ночь — холодная ночь в маленьком мире нечастых ночей и дней. На дальней стороне тонкой поверхности ближайшего соседа Солнца чередовались сорокачетырехдневные интервалы солнечного вета и тьмы, которые Гиббс, Крейлей и другие члены Первой Исследовательской Экспедиции Меркурия узнали и полюбили на своей родной планете. Маленькое небесное тело оборачивалось вокруг своей оси лишь раз за восемьдесят восемь дней путешествия вокруг Солнца–чередующиеся полосы света, и тьмы проносились над тонкой металлической поверхностью планеты.
Там, где лицо Меркурия навечно отвратилось от Солнца, температура находилась в пределах нескольких градусов от абсолютного нуля; кислород там превращался в прекрасный белый снег. На светлой стороне, которую беспрерывно заливали солнечные лучи, жар отравлял и разрушал поверхность, и ни одна чуждая форма жизни не могла там долго просуществовать — неважно, как тщательно ее защищали люди. Но на узкой полосе, где свет и тьма чередовались, климатические и температурные условия были менее экстремальными, и там могла существовать защищенная человеческая жизнь, но только на протяжении короткого периода. Заключенный в гибкий металлический скафандр, увенчанный неподвижным шлемом, с пятидесятифунтовым грузом на бедрах и кислородными баллонами на плечах, человек мог там выжить — и исследовать новый мир.