Паркерсон выдавил слабую улыбку.
— Конечно, ты права. Думаю… думаю, я вспылил. Спасибо, Хелен.
Хелен нашла мужа неподвижно сидящим у покрытого брезентом тела Ральфа Уилкуса. Он взглянул на нее и нахмурился, когда она переступила порог крошечной лаборатории и закрыла за собой раздвижную дверь.
— Паркерсон рассказал мне… — произнесла Хелен, посмотрев вниз на узкую полку, на которой лежал мертвец.
Сначала Крейлей ничего не ответил. Он был благодарен за нежное и твердое пожатие ее пальцев; Хелен нащупала ладонь мужа и сочувственно сжала ее.
Наконец Гиббс сказал:
— Он умер до того, как я смог усыпить его эфиром.
— Что ты обнаружил, дорогой?
Губы Крейлея сжались.
— Кое–что… невероятное… — Он повернулся к полке и снял покрывало. — Позволь показать тебе.
Хелен побледнела. Тело Уилкуса было дряблым и синим. Казалось, будто его останки вылили на полку. Женщина прикусила нижнюю губу и вонзила ногти в ладони, пытаясь сохранить самоконтроль.
Он должен был умереть прямо на месте, — сказал спокойный мужчина, стоявший рядом с ней. — Его жизненная сила, видимо, оказалась просто потрясающей.
Хелен проговорила:
— Это невероятно, Гиббс.
Крейлей посмотрел на тело, которое лежало перед ним.
Взгляни, я кое–что покажу тебе.
Он надел резиновые перчатки и поднял синеватую руку мертвеца. Другой рукой он прибавил пламя в бунзеновской горелке, стоявшей на столе; наконец синий огонек достиг внушительных размеров.
— Смотри.
Он провел пламенем горелки по руке и запястью трупа. Огонь вспыхнул и потянулся в стороны; цвет пламени изменялся — оно становилось зеленоватым, затем фиолетовым, затем снова синим, когда Крейлей передвигал горелку вдоль безжизненной руки.
— Я опустил эту руку в хлористоводородную кислоту, разбавленный раствор, — сказал он. Голос Гиббса звучал спокойно и отстраненно.
Глаза Хелен расширились, когда она поняла, что это означало. Крейлей снова повернулся к столу и взял тонкую стеклянную пластинку. Он держал ее перед объятой пламенем плотью.
— Какой цвет ты видишь через стекло, Хелен?
— Желтый, — прошептала она благоговейно.
— В пламени есть только едва заметный оттенок оранжевого, — сказал он. — И когда ты смотришь на него сквозь зеленое стекло, оно желтое, а не зеленое, как должно быть.
Хелен сделала глубокий вдох.
— Тогда там совсем нет кальция. Нет кальция — даже в клетках плоти! Что…
Крейлей пожал плечами.
— Не знаю. Все, что я знаю: когда соединения кальция соприкасаются с хлористоводородной кислотой, они превращают синее пламя в темно–оранжевое. Стронций также превращает его в оранжево–красное, часто скрывая характерное свечение кальция — но стронций становится желтым под зеленым стеклом. Слабый оранжевый оттенок, несомненно, исходит от стронция. Кальций дал бы зеленый цвет под зеленым стеклом.
Крейлей склонился над пламенем горелки.
— Я сделал спектроскопические тесты, чтобы убедиться, — сказал он, — Характерные спектры кальция оранжевый, зеленый и светлый индиго — полностью отсутствовали. Хелен, что–то извлекло весь кальций из тела Уилкуса!
— Но мог ли человек жить, если…
— Недолго, возможно, — сказал Крейлей, предугадывая ход мыслей жены. — Я бы сказал «нет», но мы не можем отрицать очевидное. Мгновенное изъятие кальция из его тела не должно было затронуть нервные структуры, по крайней мере, временно. Двигательные и сенсорные нервы функционировали, хотя мозг полностью вышел из строя.
— Но что могло спровоцировать это? — спросила Хелен.
— Только одно. Радиация. Излучение невидимого спектра, более сильное, нежели то, с чем мы сталкивались на Земле. Ужасная бомбардировка ультрафиолетом. Так называемые лучи — «белые вороны», возможно, которые будут смертельными для всего живого на Земле.
Он выключил бунзеновскую горелку.
— Почему даже относительно безобидные элементы ультрафиолетового спектра выкачивают кальций из протоплазмы? Понимаешь — одноклеточные, амебы, парамеции и тому подобные — под воздействием ультрафиолета и центрифуги за несколько секунд становятся вязкими шариками — шариками с затвердевшим ядром. Радиация выкачивает кальций из внешней оболочки клетки и располагает его вокруг ядра. Такая радиация, о которой я говорил, сделала бы то же самое со всеми клетками человеческого тела, выкачала внешнюю окись кальция и…
Крейлей в первый раз содрогнулся:
Это ужасно, дорогая. Ужасно. И в то же время здесь есть что–то удивительное. Похоже на направлен, нацеленное влияние. За этими стенами, в темноте, могут жить — возможно, неразумные — существа. Меркурий не безжизненная планета, как мы думали!