— Сейчас ты говоришь как поэт, Том, сказала она.
— Возможно. Должно быть, у марсиан были их собственные пирамиды. И в эпоху пирамид, наверное, у них были свои Ларсены, которые брали на себя всю вину. Им кажется, что мы все еще живем в эпоху пирамид.
Предположим…
— Предположим что?
— Предположим, они хотели предупредить нас, преподать нам урок, который мы не сможем забыть. Как мы с определенностью можем сказать, что вымершая раса не может использовать определенные технологии, которые нам не доступны.
— Боюсь, я не понимаю, — удивленно сказала она.
— Когда–нибудь, — ответил я, — наша наука возьмет крошечный фрагмент человеческой ткани с тела мертвого человека, положит его в инкубатор — и появится новый человек из крошечного клочка плоти. Человек, который сможет снова ходить, жить, дышать, снова любить и снова умереть после полного жизненного цикла. Возможно, марсианская наука когда–то была столь велика. И марсиане могут до сих пор сохранить остатки подобных техник. Возможно, в наших человеческих мозгах, в наших похороненных воспоминаниях и желаниях они смогли отыскать ключ и воскресить к ужасной жизни нечто чудовищное и кошмарное…
Внезапно ее рука похолодела.
— Том, ты же на самом деле не думаешь…
— Нет, ответил я, — Это чепуха, конечно. Забудь.
Я не сказал ей, что шепот у меня в голове, казалось, не смолкал:
— Мы дали вам Ларсена! Вы хотели Ларсена, и мы сотворили его для вас! Его плоть и его разум — его жестокую силу и злобное сердце! Он идет, он здесь! Ларсен, Ларсен, Ларсен!
Дважды умерший
В Смерти, как и в Жизни, Хэзлитт был бесполезным, бесхребетным и слабым. Затем появилась одна славная возможность. Когда Хэзлитт увидел незнакомца за своим столом, его эмоции были явно отрицательными.
«Апчер мог бы уведомить меня, — думал он — Он бы не был таким своевольным несколько месяцев назад!»
Он яростно осмотрел кабинет. Казалось, никто не замечает его присутствия. Человек, который сидел за его столом, диктовал письмо, и стенографистка даже не поднимала глаз.
— Это отвратительно! — сказал Хэзлитт довольно громко, чтобы захватчик услышал его; но тот продолжал диктовать письмо:
— Премия по полису 6284 была так давно просрочена…
Хэзлитт яростно пересек кабинет, и вошел в комнату, полную света и шумных разговоров. Апчер, президент, проводил совещание, но Хэзлитт, игнорируя трех директоров, которые дымили толстыми сигарами, обратился прямо к мужчине во главе стола.
— Я работал на вас двадцать лет, — яростно прокричал он. — И не надо думать, что сейчас вы можете меня прогнуть. Я помогал создавать эту компанию. Если понадобится, я предприму законные действия…
Мистер Апчер был тучным и суровым. Его узкий череп и маленькие глазки под густыми бровями выдавали в нем человека очень примитивного типа. Он замолчал и уставился прямо на Хэзлитта. Его взгляд был холодно равнодушным — твердым, отдаленным. Его спокойствие оказалось таким неожиданным, что напугало Хэзлитта. Директора как будто недоумевали. Двое из них прекратили курить, а третий водил рукой по лбу.
«Я напугал их, — подумал Хэзлитт. Они знают, что старик всем обязан мне. Я не должен выглядеть слишком покорным».
— Вы не можете избавиться от меня таким способом, — продолжил он догматически, — Я никогда не жаловался на ту мизерную зарплату, которую вы мне платили, но вы не можете выбросить меня на улицу без объяснений.
Президент слегка порозовел.
— Наше дело очень важно… — начал он.
Хэзлитт прервал его взмахом руки.
— Мое дело — единственная вещь, которая сейчас важна… Я хочу, чтобы вы знали, что я не буду терпеть ваши безжалостные действия. Когда человек был рабом в течение двадцати лет, как я, он заслуживает некоторого внимания. Я просто прошу о справедливости. Ради Бога, почему вы ничего не говорите? Вы хотите, чтобы я сделал то, о чем говорю?
Мистер Апчер вытер рукавом пиджака маленькие бусинки пота, которые собрались у воротника. Его взгляд оставался спокойным и безразличным, а когда Хэзлитт накричал на него, он облизнул губы и начал:
— Наше дело очень важно…
Хэзлитт задрожал, второй раз услышав это елейное замечание. Он обнаружил, что пытается сдержаться, но его ярость продолжала усиливаться. Он угрожающе придвинулся к сидевшему во главе стола и взглянул в бесстрастные глаза своего бывшего работодателя. Наконец он завопил:
— Ты проклятый негодяй!
Один из директоров кашлянул. Слабая ухмылка появилась на флегматичном лице Апчера.
— Наше дело, как я уже говорил…
Хэзлитт поднял кулак и ударил президента «Компании Ричбанк по страхованию жизни» прямо в челюсть.