Брайс взглянул на Руфи.
— Теперь ты знаешь, кем был петух Робин? — спросил он.
Рут приблизилась к Уэйну, прежде чем заговорить, как будто она не могла остаться наедине с таким грузом ужаса и с такой тяжестью на сердце.
— Отец называл его Робин! — прошептала она. — Робин! Робин! Мальчик Орбан — он и был Петухом Робином!
Темное пробуждение
Эго было подходящее место для встречи с чаровницей. Длинная полоса пляжа с песчаной дюной, возвышающейся поодаль, высокий белый шпиль и отражающие солнце крыши маленькой деревеньки в Новой Англии, которую я только что покинул, чтобы окунуться в море. У меня был отпуск — это всегда хорошее время, чтобы задержаться в гостинице, которую ты сразу полюбил, поскольку ни одно неприятное замечание не сопутствовало твоему прибытию с изношенным и потрепанным чемоданом, а ты сразу увидел дубовые панели, которым был век или даже больше.
Деревня казалась сонной и неизменной; это было просто потрясающе посреди лета, когда ты насытился шумом города, дымом, суетой и невыносимыми посягательствами бригады «сделай одно», «сделай другое».
Я увидел ее во время завтрака, она была с двумя своими маленькими детьми, мальчиком и девочкой, которые занимали все ее внимание до тех пор, пока я не сел за соседний столик и не посмотрел прямо на нее. Я не мог не сделать этого. На дефиле гламурных моделей все взгляды были бы прикованы к ней. Вдова? — думал я. Разведенная? Или — я отгонял эту мысль — счастливая замужняя женщина, которую не волнуют случайные взгляды?
Конечно, это было невозможно выяснить. Но когда она подняла взгляд и увидела меня, она слегка кивнула и улыбнулась, и на мгновение все показалось неважным, кроме страха, что она слишком красива и что мой взгляд откроет мои сокровенные мысли.
Вновь прибывших в маленьких деревенских гостиницах часто приветствуют благожелательной улыбкой и кивком, только чтобы успокоить их и заставить почувствовать, что они совсем не чужаки. Я не обманывался на этот счет. Но все же…
Встретив ее сейчас, между дюной и морем, опять вместе с детьми, я был не готов к продолжению знакомства; разве что еще одна улыбка и кивок ожидали меня. Я появился из–за дюны, возникнув так внезапно, что она могла испугаться и поприветствовать меня просто от удивления.
Она подняла руку, махнула мне и окликнула:
— О, привет! Я не ожидала увидеть никого из гостиницы здесь так рано. Вы мне можете помочь.
— Каким образом? — спросил я, стараясь выглядеть не столь взволнованным, каким я был на самом деле; я преодолел разделявшее нас расстояние, сделав несколько не слишком поспешных шагов.
— Я только что довольно глубоко порезала руку об острую, как бритва, раковину, — ответила она, — Но меня это мало волнует. Просто… огромная глупость с моей стороны, что у меня нет носового платка. Если у вас есть…
— Конечно, — сказал я, — Мы сейчас же перевяжем рану. Но сначала вам лучше дать мне на нее посмотреть.
Ее бархатно–нежная рука лежала в моей руке — такая прекрасная, что вначале я едва заметил порез на ладони. Он немного кровоточил, но не сильно, хотя это была не совсем царапина. В одно мгновение я дважды обернул платок вокруг ее ладони и туго завязал узел чуть ниже запястья.
Должно помочь, — сказал я. — На первое время. Если вскоре вы не вернетесь в гостиницу, то можете снять повязку, когда остановится кровотечение, и облить рану морской водой. Она — лучший антисептик. Ржавый гвоздь и морская раковина — с точки зрения антисептики несходны.
Вы мне очень помогли, — сказала она, казалось, не обращая внимания, что я не спешил отпускать ее руку.
Я вам так благодарна, что даже не могу сказать.
Дети ерзали, повернув носки внутрь, укоризненно смотря на мать, на меня и снова на нее. Нет ничего, что возмущает детей больше, чем полное пренебрежение, когда знакомство — дело нескольких секунд. Пропасть, которая зияет между ребенком и взрослым, иногда может расшириться до невероятной степени из–за одного–единственного жеста, и большинство детей довольно умны, чтобы понять, когда их лишают полезного опыта без особой на то причины.
Казалось, внезапно она поняла, что она не смогла даже представиться, и она быстро исправилась.
— Меня зовут Хелен Ратборн, — сказала она. — Когда мой муж умер, я не думала, что когда–нибудь снова окажусь в гостинице. Я чувствовала, что приезд сюда вернет… что ж, очень многие вещи. Но я действительно люблю это место. Здесь все неотразимо очаровательно. Дети тоже его обожают.
Она похлопала сына по плечу, подхватила прядь развевающихся на ветру волос дочери и накрутила их на палец.