Ганс помолчал, не отрывая взгляда от дороги, потом ответил:
– Ботвы надо чуть подсобрать.
– У тебя разве денег нет?
– Есть, мало. Я хочу сразу путевую брать.
– И сколько тебе надо?
– Да пока не знаю точно, не торговался. Половину примерно собрал. Да еще векселек должны скоро вернуть. И этого крокодила определю, – он хлопнул ладонью по панели еще не старого, но здорово замызганного "Опеля". – Ну и еще где-то придется догонять до суммы.
– Значит, уже присмотрел что-то?
– Ага, – охотно ответил Ганс и даже улыбнулся, что делал крайне редко. – "Паджеро" возьму. Уже закадрился с одним братком, он для меня его держит. Только бы денег поскорей собрать, пока он на обратно не пошел. Тогда моя машина будет.
– Джипы новые брать надо, а не жеваные, – заметил Кича, кидая в рот сигарету. – Продадут тебе опять какую-нибудь гниль...
– Нет, бугай что надо. Я уже пробовал, погонял за городом. Прет, как "Челенджер". Дорогу держит. Мотор ребята пощупали, говорят, нормально.
– А коробка, стояки? Кстати, где денег-то собираешься нарыть? Занимать будешь?
– Да нет, не люблю я кредиток. Подумаю, может, какое дельце обмозгую...
Кича не выдержал и усмехнулся. Оказывается, Ганс уже умеет дела обмозговывать.
– Знаю я твое "дельце"... – произнес он, глядя полуприкрытыми глазами, как плывут мимо уличные фонари. – Дрянь небось, да?
Ганс нахмурился и ответил не сразу:
– А что? Сейчас все мякину продают, а кто и ширево.
– Не все. Я, например, не лезу. В таких делах соображать надо. С кем хоть собираешься работать?
Ганс еще больше нахмурился, вцепился в руль. Ему вообще не хотелось делиться своими планами, но Кича вечно лезет в душу и вытаскивает все, как клещами. И не отмолчишься, не отмажешься, не переведешь разговор на другое.
– Есть один шушарик, – неохотно ответил Ганс. – Коля Муравей, знаешь?
– Знаю, знаю... – пробубнил Кича и как-то нехорошо улыбнулся: – Муравья все знают. Хочешь геморроя – вяжись с Муравьем. Загремишь под фанфары...
– Не будет геморроя. Я умно все сделаю.
Они замолчали. Ганс мечтал о джипе, на котором скоро будет катать по городу, распугивая всякую шелупонь. Он давно хотел машину с большим салоном, где ему будет нетесно.
Кича был занят совсем другими размышлениями. Он думал, что вот уже и Ганс подрос и начал закручивать какие-то свои дела. Прежде такого никогда не случалось. Ганс всегда ходил на коротком поводке и не помышлял о самостоятельности. Даже думать, работать головой у него не было нужды, поскольку Кича всегда брал это на себя. Не пора ли вежливо напомнить мальчику, где его место?
Кича брал Ганса лично для себя. Больше месяца присматривался к молодняку в спортзалах, пока не выделил этого парня: рослого, массивного, порывистого в движениях. При этом его незамысловатое лицо почти всегда выглядело спокойным. К тому же Ганс был судим – отсидел на "малолетке" три года за грабежи, и на этом тоже можно было играть.
Ганс был нужен Киче в качестве второго "я". Дело в том, что сам он не отличался ни ростом, ни мощью. К тридцати годам он получил довольно много – стабильный доход, бригаду ловких отчаянных пацанов, известность и авторитет в своих кругах. Не было только одного – внушительности. Сколько ни ворочал он железа в спортзалах, сколько ни разбивал костяшек на ринге, нужного результата не достигал. Кича оставался маленьким и несерьезным на вид. Эдакий воинственный наполеончик, не способный допрыгнуть до высоты роста противника. Это было не только обидно, но и затрудняло некоторые дела.
Досадный недостаток должен был восполнить Ганс, которому Кича предложил поработать у себя шофером. Но тот сразу сообразил, что шоферить придется не так, как прежде его покойный отец на стройке.
Дело происходило в сауне, разговор протекал под коньячок, в парилке повизгивали девчонки. Все замолкли, когда юный и неопытный Ганс в ответ на полушутливые намеки и предложения вдруг серьезно спросил:
– В бригаду берете, да?
Всех удивило, что он так спокоен и деловит, будто ему предложили просто подработать на разгрузке вагона. Молодые ребята обычно реагировали иначе – они либо цепенели от радости, либо немного пугались.
Кича в тот раз ответил, что бригада как-нибудь обойдется без него, без Ганса, а ему придется следовать за бригадиром повсюду и следить за порядком вокруг.
Ганс выполнял эту простую работу серьезно и обстоятельно, без всякой суеты. Когда Кича вел какие-то трудные переговоры, он маячил за его спиной как олицетворение той неумолимой силы, которая в нужный момент придет Киче на помощь. Это очень здорово действовало. Молодой телохранитель .экономил бригадиру массу сил и нервов.
Заполучив Ганса, Кича начал менять облик. Если прежде он был похож на маленькую злую собачку, которая может больно покусать, то теперь стал "лакироваться", придавать себе лоск и интеллигентность. Он старался избавиться от блатных словечек, стал сдержанным в жестах. Одежду выбирал очень дорогую, но простую. Сделал стильную прическу.
Кича по-прежнему стремился произвести впечатление сильного и опасного человека, но отныне это была другая сила, другая опасность. Спокойная, но безжалостная. Кича уже сравнивал себя с гангстером, а не с разухабистым русским "братком", какие окружали его каждый день.
– Не вязался бы ты с наркотой, – снова заговорил Кича, отрывая Ганса от раздумий о новой машине. – Деньги и так кругом вертятся, найди что-нибудь поспокойней.
– Все гладкие места заняты, – хмуро ответил тот. – У нас тут ребята тоже не пальцем деланы.
– Мест полно, – жестко возразил Кича. – Хочешь – дам тебе на время вольную в районе, потрясешь барыг с ребятами. Риска меньше.
– Ты ж за барыг свою пайку затребуешь? – усмехнулся Ганс, выруливая на центральную улицу, оживленную даже в это позднее время.
– Затребую, – со вздохом кивнул Кича. – Без этого никак – времена такие.
Машина, доехав до следующего перекрестка, остановилась на светофоре. По стенам домов и деревьям пробежало вдруг фиолетовое сияние. Ганс увидел в зеркале санитарный "рафик", который медленно, но настойчиво пробирался между машинами. Прямо перед стоп-линией он притормозил – водитель, похоже, хотел осмотреться, прежде чем выскакивать на пересечение под красный свет.
Однако уже загорелся желтый, а "Скорая" все медлила. Возможно, заглох мотор. Ганс поспешно включил передачу, чтобы выскочить и занять место впереди "рафика", и не заметил, что тот наконец тронулся.
Раздался скрежет, "Опель" сильно качнулся. Бампер санитарки пропахал глубокую борозду на левом крыле и дверце.
– Твою мать! – прорычал Ганс, выскакивая из кабины. Кича неторопливо выбрался вслед за ним.
– Ну что за дела, а?! – заорал Ганс водителю – высокому русоволосому парню в белом халате, открывшему дверь ему навстречу.
– Уберите, пожалуйста, машину, – вежливо, но твердо попросил Григорий. – Мы везем умирающего в реанимацию.
– Сейчас будет тебе реанимация! – взвился Ганс. – Сам будешь как умирающий! Сначала ответишь за машину, а потом вали куда хочешь!
– Ребята, пропустите! – бесстрашно вступила в разговор Алька. – У нас больной, ему очень плохо.
– А кому сейчас хорошо? – сверкнул глазами Ганс. – Мне, думаешь, хорошо? – Он красноречиво кивнул на помятый "Опель". Затем швырнул в сторону Григория ключи. – На, забирай! Я на битых не катаюсь. А завтра заплатишь.
Ключи ударились о дверцу "рафика" и упали на асфальт, посыпанный снежной крупой.
Кича до последнего момента просто наблюдал.
Ему нравилось, как Ганс, такой спокойный и медлительный, вдруг совершенно преображался, когда начинал решать проблемы с чужими. Это было идеальное качество – человек в нужное время мог переходить в нужное агрегатное состояние.
– Погоди, Ганс, – он взял его за рукав, удерживая на месте. Затем нагнулся и поднял упавшие ключи. – Ребята работают, торопятся, умирающего везут. Может, когда-нибудь и нас так повезут. Пускай они проезжают, а потом будем разбираться. Вы согласны, люди в белых халатах?