Вот сидит Кича – спокойный, улыбается, все понимает и входит в положение. А вот – Ганс. Ходит, поигрывает мышцами. Мощь бежит через край, а деть ее некуда.
Союз грубой силы с дипломатичной мягкостью. Если согласишься с этими парнями, они так и останутся спокойными, рассудительными и дружелюбными. Приятелями твоими останутся. Если нет – наступит время Ганса с его мышцами и короткими жесткими фразами, слетающими с языка.
Нет сомнений – они прессуют, но не грубо, а тонко, с умом. Выдавить из лоха деньги – суперзадача текущего момента. Ради этого можно и добрыми побыть, и в приятелей поиграть. Как кошка с мышкой.
Григорий был прав. Этот метод Кича использовал всегда. Он любил наводить страх, но умом, а не силой. Этим он отличался от Ганса, готового по малейшему поводу бить вдребезги и рвать в клочья.
– Пустой разговор, – произнес Гриша. – У меня все равно нет таких денег.
– И снова ты не прав, доктор, – усмехнулся Кича. – У каждого человека есть столько денег сколько ему надо. Каждый человек может достать любые деньги, если прижмет. Тебя пока не прижало, но уже пора шевелиться, думать.
– О чем думать? Сколько ни думай, денег не прибавится.
– Верно, верно... А вот это – разве не деньги? – он обвел вокруг себя руками.
– Что?! – изумился Гриша. – Моя квартира?
– Только не пыли. И не вздумай говорить, что она не твоя, а тетушкина. Тетка давно уже отписала ее на тебя, и налог на дарение уплачен. Не удивляйся, мы все знаем, – Кича, достав из сумки-визитки свернутый листок, начал читать: – "Пшеницын Григорий Михайлович, двадцать семь лет, врач-кардиолог станции "Скорой помощи", закончил Новосибирский мединститут, служил в войсках связи...". – Он прервался и исподлобья посмотрел на Григория. – Все правильно написано?
– Ну, допустим, – согласился тот.
– Не допустим! Отвечай – правильно?!
– Правильно.
– Ну вот! А тут еще много всякого про тебя есть. Слушай, а ты правда кандидат наук? Ганс, ты понял, с каким человеком общаемся? Наверно, умный, нашпигованный, сам все должен понимать. Ну, так что?
Григорий напряженно думал, не глядя на Кичу. Сказать им "нет" – попасть в историю, конец которой может быть совсем печальным. Согласиться – остаться обманутым, обобранным и униженным. Что лучше? А если помолчать для начала?
– Ты не делай лошадиные глаза, – от души посоветовал Кича. – Все не так плохо. Продашь квартиру – расплатишься с нами. На остаток купишь комнату. Будет где жить и куда водить любимых пациенток. И бричка наша у тебя останется. А что – нормальный вариант. Многие так и делают. Хочешь – подлатаешь "Опель", хорошо продашь и снова квартиру купишь...
"Что за бред он несет? – мельком подумал Григорий. – И ведь не возразишь. Никто здесь твои слова слушать не будет. Потому как не спорить сюда пришли эти ребята, а брать".
– Если не знаешь, как недвижимостью торговать, поможем. И покупателя найдем, и к нотариусу свозим, и БТИ без очереди устроим, и комнатку тебе подберем. Никаких проблем, доктор, – продолжал источать дружелюбие Кича. – Мы к тебе со всей душой, потому что знаем – не со зла ты нам подлянку сделал, торопился, работу свою выполнял...
Григорий продолжал молчать, глядя в пол, пытаясь угадать, когда его молчание заставит их перейти к следующей фазе разговора. Но этого не случилось.
– Ну, все, – Кича встал и вдруг сделался холодным и бесстрастным. Словно покрылся коркой. – Решай свои дела, оформляй бумаги. Срок тебе – неделя. На днях заедем, поглядим, как ты шевелишься.
Он первым вышел из комнаты, миновал прихожую. Ганс задержался, чтобы многозначительно взглянуть на Григория.
Тот уже закрыл дверь и собирался вернуться в комнату, но вдруг раздался пронзительный звонок. Это снова был Кича.
– Слышь, доктор, дверка у тебя хлипкая, – произнес он, проведя рукой по косяку. – Ты бы сменил замок, что ли... А то знаешь, какие времена-то...
Кича загадочно улыбнулся и пошел вниз по лестнице. Гриша несколько секунд смотрел ему вслед. И вдруг услышал, как скрипнула дверь напротив. На площадку высунулся Витька – сосед Гриши, тридцатилетний электронщик, который последнее время промышлял ремонтом телевизоров на дому. У Витьки были всклокоченные волосы и мокрая майка. По его лицу было ясно, что заключительный аккорд он видел через глазок.
– Кто это? Чего они? -возбужденно спросил сосед. – Друзья твои, да?
– Да... – мрачно процедил Григорий. – Друзья. По переписке.
Он закрыл дверь, вернулся в комнату и долго стоял у окна, глядя в одну точку.
* * *
После обеда к Ивану Сергеевичу, как обычно, прибыли посетители. Они подъехали на серой "Волге", их было двое. Один – моложавый, стильно одетый, со смуглым, как у иностранца, лицом. Второй – попроще, не очень аккуратно постриженный, морщинистый, одетый в плащовую куртку. Щеки у него были дряблыми, голос – хриплым.
Первого звали Николаем, второй был известен под кличкой Сальный. Оба приехали, чтобы утрясти в присутствии Луки очень важный вопрос: взаимодействие милиции и таможенных постов в период проведения операции "Снегопад". Существовала небольшая вероятность, что кого-то из курьеров остановят по дороге. В таком случае обе службы не должны были стесняться друг друга и отпустить посланника, получив положенный гонорар. Потеря одного курьера могла стоить целого состояния, и лучше продумать все заранее.
Гости поднялись по лестнице и, к великому изумлению, наткнулись на участкового, который опечатывал дверь Луки.
– К кому? – спросил участковый. – К Лукову?
– А что такое? – насторожился Сальный.
– В самом деле, командир, – подключился Николай. – Что случилось-то?
– К Лукову, спрашиваю? – раздраженно переспросил капитан.
– Ну, допустим, – осторожно согласился Николай. – А что с ним?
– Уже ничего, – глухо проговорил капитан, залезая в планшетку за блокнотом. – Умер ваш Луков.
– Что?! – одновременно воскликнули посетители.
– Плохо слышите? Вы ему кто? Фамилии ваши? У него родственники есть?
– Постой, постой, капитан, – пробормотал Николай. – Как это – умер? От чего?
– Я ему вскрытия не делал. Говорят, сердечко схватило. Прямо в пивной свалился.
– Ну дела... – покачал головой Сальный.
– Ну, так что? Кто у него родные? – устало переспросил капитан. – Кому сообщать?
– Сообщать? – словно очнулся Сальный. – Не гони лошадей, капитан. Не озадачивайся, сами все сделаем. Где он есть-то?
– Кто, Луков? В горбольнице, в морге. Ну что, сами родным позвоните?
– Все сделаем, не ерошись, капитан.
– Мне что – мне только лучше...
Он удалился неровной походкой вечно спешащего человека. Сальный присел на корточки, достал "беломорину", задумчиво покрутил ее пальцами, покрытыми синими перстнями-наколками. Николай взглянул на него, потом покосился на грязную скамейку и остался стоять.
– Надо людей собирать, Коля, – произнес Сальный. – Сейчас такой компот начнется, хоть за голову хватайся.
Через час с небольшим начали собираться люди. Съезжались в неприметную пельменную на окраине города. Спереди это заведение имело крошечный торговый зал, куда изредка залетал пролетарий-одиночка пропустить полстакана и закусить рыбным бутербродом. Зато сзади располагалось обширное, добротно отделанное помещение со столом и двумя десятками стульев.
На этот раз хозяин сервировал стол только нарзаном и печеньем.
Сначала сходка напоминала простое собрание акционеров. Следовало выбрать нового кассира, а кроме того, каждый из вкладчиков должен был убедиться, что его деньги в порядке.
Но все оказалось сложнее. Поговорив с полчаса, "акционеры" выяснили, что большая часть денег, инвестированных в операцию "Снегопад", находится неизвестно где. К Луке подозрений не было, он их не украл. У него имелось несколько помощников, знавших о движениях финансов, но огромная сумма выпала из поля их зрения. Больше двух с половиной миллиона долларов Лука пристроил где-то сам, не посвящая в эти планы своих людей.
Большинство этих денег были чужими. Кто-то влез в долги, кто-то продал недвижимость – средства собирались в довольно спешном порядке. Теперь их не было.