Ну почему любой урод ее может парализовать, а она – не может этого сделать? Где достать, купить, украсть артефакт, с которым уже она – будет обездвиживать всех уродов? Ну, один-то артефакт для этого дела у нее есть, - ее меч, - горько усмехнулась она. – Но одного меча в этом мире явно недостаточно.
Не были парализованы только ее глаза и рот. Настя осмотрелась, насколько это было возможно. Железный стол и пол вокруг были залиты кровью, а что именно ели два лиловых чудовища за каменным столом, ей не было видно. И хорошо, что не было видно. Настя знала, ЧТО они ели.
Она попала к каннибалам и сейчас ее съедят. Она подумала об этом отрешенно. Не было того яростного ужаса, какой она испытывала по прибытии на эту планету, когда ее лапали и истязали все, кому не лень. Наконец-то вся эта неправдоподобная жуть закончится. Лучше уж смерть, чем рабство!
Убить разве что напоследок и этих уродов? А зачем? На этой планете все равно нельзя выжить, если не уничтожить всех кишащих здесь мразей. Но это ей явно не под силу, - слишком уж этих мразей здесь много. Это как в океане, полном хищных рыб, наводить закон и порядок, или требовать от каннибалов, чтобы те жрали не людей, а травку. И даже если она убьет всех мужчин, - тут же появятся следующие поколения садистов, убийц и каннибалов!
Неожиданно она осознала, что монстры говорят о том же самом!
Они говорят на всеобщем языке!
И она их понимает!
Меррель же ей говорила, что во всех трех империях и на их окраинах говорят на всеобщем языке! Самые что ни на есть убогие и дикие племена – все владеют всеобщим! Да, – у всех свой говор, и слова они произносят не так, как положено цивилизованным людям. Но всех легко можно понять! И это доказывает, что когда-то все люди в мире были одним народом, и только после Войны богов, разбившей мир на осколки, люди оказались раскиданы по всем концам света.
Чудовища говорили очень чисто на всеобщем, вставляя много неизвестных ей слов, и Настя со своим даром к языкам поняла: монстры! вели! научный спор!
Тот каннибал, который выволок ее из клетки, потеряв почти все свои пальцы, оживлено спорил с еще более уродливым и массивным чудовищем, ловко выхватывая окровавленными руками куски еды из огромного котла.
Его звали Вьищ, он же Младший, и он запальчиво убеждал второго:
- Я согласен, сегодня все человейники - «империи» кишат недоразвитыми и очень злобными тварями, - но когда-нибудь, через пять-десять тысяч лет, из них, может быть, получатся разумные люди.
Того, что был побольше и поуродливее, звали Каарт, он же Старший.
- Это – вряд ли! - отмахивался Каарт. – Это мерзкое отребье обязательно самоуничтожится на пути к цивилизации! И в первую очередь они будут убивать всех, в ком случайно зародится человечность! Так что у сообществ волков, муравьев или пчел гораздо больше шансов стать цивилизациями, чем у твоих «имперцев», или как там они себя называют.
- Слушай, но ведь каждое сообщество переживает разные этапы своего развития: дикость, варварство и только как вершину эволюции – цивилизацию. Может быть, и эти человейники когда-нибудь…
- Именно эти человейники – никогда! – прервал Младшего Каарт. - Хотя у них уже есть большинство атрибутов цивилизации: города, не занятые в сельском хозяйстве работники, классовая структура, организация государства на уровне штатов, монументальные общественные здания и произведения искусства, письменность и даже развитие точных наук. Но у них нет главного: самой человечности. Ей неоткуда взяться в такой империи, какую они построили. В стае кровожадных акул – травоядным рыбкам не выжить, мой мальчик!
- Ты же сам говорил, что не все цивилизации являются верхом развития разумных существ: они могут быть чуждыми, неприятными или архаичными. Цивилизованное поведение в рамках одной культуры может показаться бессмысленным или ужасным – другой. И у некоторых цивилизаций может не быть всех признаков – все равно они будут считаться цивилизациями! – защищал имперцев Младший.
- Точно, - согласилась совершенно заледеневшая на сквозняке Настя. - Инки – не имели письменности. В Стоунхендже были монументальные здания, но не было ни государства, ни письменности… И они, и многие другие – исчезли, как будто их никогда и не было…
- Цивилизациями они могут называться только у исследователей, чтобы хоть как-то различать их в научных спорах. А на самом деле, они – обреченные на исчезновение сообщества. Все сообщества во всех мирах обязательно сгинут, если не будет главного: ряда моральных ценностей. Таких, как сострадание к беззащитным - больным, детям или старикам, равенство всех, уважение к женщинам…