Проявляя достаточную осторожность, я мог планировать свои действия — ведь в буквальном смысле слова она была не в силах читать мои мысли. Ей удалось лишь уловить общий настрой моего протеста — а кроме того она всегда уповала на то, что я абсолютно беспомощен. Я знал, что окончательно мне от нее так никогда и не избавиться… хотя пару раз мне все же удавалось это.
Дерби в очередной раз украдкой глянул себе через плечо и снова подлил виски.
— Сегодня утром, когда эти чертовы слуги вернулись, я подкупил их и выставил за дверь. Вели они себя довольно дерзко, пытались задавать всякие вопросы, но все же ушли. Они ведь тоже, как и она — из Иннсмаута, а потому всегда были с ней заодно. Надеюсь, они тоже оставят меня в покое, во всяком случае мне очень не понравился их смех, когда они уходили. Надо будет постараться нанять тех, еще отцовских слуг. А сейчас я переезжаю в свой старый дом.
Возможно, Дэн, ты посчитаешь меня сумасшедшим, но, думаю, сама история Эркхама должна дать тебе своего рода намек, который позволит лучше понять все то, что я уже рассказывал тебе — и что собираюсь рассказать. Ты ведь сам был свидетелем одной из моих перемен — тогда, когда мы ехали в твоей машине из Мэна, и я рассказывал тебе про Айзенат. Так вот, знай, что тогда был один из тех случаев, когда она в очередной раз протянула ко мне свои лапы — вышвырнула меня из моего тела. Последнее, что я запомнил в тот наш с тобой вечер, это то, что страшно вымотался, пытаясь рассказать тебе, какая она дьяволица. Да, тогда она действительно завладела мной — и в какую-то долю секунды я, сам того не замечая, вдруг снова оказался у себя дома — в той самой библиотеке, где эти чертовы слуги тотчас заперли меня… в этом омерзительном теле… которое вообще не является человеческим… Ты даже представить себе не можешь, что ехал тогда в машине не со мной, а именно с ней — с этой алчущей тварью, принявшей оболочку моего тела. Скажи, ведь ты же не мог не подметить тогда разницы!
Я невольно вздрогнул, когда Дерби сделал паузу. Разумеется, я почувствовал тогда разницу — но мог ли я принять столь безумное объяснение случившегося? Тем временем речь моего встревоженного гостя с каждой минутой становилась все неистовее.
— Мне пришлось спасаться — я просто должен был это сделать, Дэн! Иначе в День всех святых она окончательно вытеснила бы меня из моего тела — там, неподалеку от Чесанкока у них был шабаш, и принесенная жертва должна была все зафиксировать. Она бы окончательно изгнала меня — стала бы мной, а я — ею, причем навсегда… Мое тело должно было стать ее телом навечно — и тогда она бы стала мужчиной, настоящим человеком, которым она так хотела стать. Я думаю, потом она каким-нибудь образом все равно бы избавилась от меня — например, уничтожила бы свое бывшее тело, а вместе с ним и меня самого, черт бы ее побрал, как она уже делала прежде. Ведь она, он или оно делали это раньше…
Лицо Эдварда изменилось до неузнаваемости; он неловко наклонился ко мне, перейдя почти на шепот.
— Ты должен узнать про все то, на что я намекал тебе там, в машине. Так вот, знай, что это вообще не Айзенат, а сам старик Эфраим. Впервые я заподозрил это года полтора назад, но лишь теперь знаю наверняка. И выдает ее почерк, особенно когда она начинает писать быстро, не следя за ним. Иногда у нее проскальзывают строки, точь-в-точь похожие на записи ее отца, ну буквально штрих за штрихом, а кроме того она иногда говорит такие вещи, которые кроме него и знать никто не мог. Почувствовав приближение смерти, старик поменялся с ней телами — она оказалась единственным существом, которое его полностью устраивало — с соответствующим складом ума и относительно слабой волей, — и навечно изгнал ее из собственного же тела, то есть сделал то, что сейчас она сама пытается проделать со мной, — а потом отравил свое старое тело, в которое переселил ее личность. Разве ты сам не замечал десятки раз, что глазами этой дьяволицы на тебя взирает душа самого старого Эфраима — и моими глазами тоже, когда она завладевает моим телом?..
Эдвард буквально задыхался, говоря все это, и был вынужден ненадолго прервать свой рассказ. Я продолжал хранить молчание. Когда он наконец заговорил вновь, голос его зазвучал почти нормально. Про себя я уже решил, что без психиатрической лечебницы здесь не обойтись, хотя твердо сказал себе, что сам я его туда не отправлю. Возможно, время и освобождение от Айзенат сделают свое дело. Однако мне стало ясно, что сам он уже никогда больше не будет заниматься темными оккультными делами.