Что же касается природы этих существ — то объяснения, само собой, варьировали. Как правило, их называли «те», или «бывшие», хотя в ходу в разные периоды и в разных местностях были и другие названия. Основная масса пуритан без всяких экивоков называла их близкими друзьями дьявола и превратила в предмет оживленных теологических рассуждений. Жители, которые по наследству получили кельтские легенды, — в основном шотландского и ирландского происхождения из Нью-Хэмпшира, а также их родня, поселившаяся в Вермонте, — связывали эти существа со злыми духами и «маленьким народцем» болот и лесов и защищались от них заклинаниями, передаваемыми от поколения к поколению. Но, несомненно, наиболее фантастическое объяснение природы этих созданий принадлежало индейцам. Хотя разные племена отличались своими легендами, но имелось согласие в определенных, существенных чертах: молчаливо предполагалось, что эти создания не являются исконными жителями земли.
Миф Пеннакуков, бывший наиболее последовательным и самым красочным, учил, что «Крылатые» пришли с Большей Медведицы, что в небесах, и в холмах создали шахты, в которых добывают камни, недоступные им ни в каком другом месте Вселенной. Они не живут здесь, говорит легенда, а просто держат аванпосты и улетают с огромными грузами камней к себе на звезды, на север. Они приносят вред только тем людям, которые слишком близко к ним приближаются или за ними шпионят. Животные их избегают, потому, что испытывают к ним инстинктивную ненависть, а не потому что боятся стать для них добычей. Крылатые не могут есть земные продукты и живность земли, так что привозят с собой пищу со своих звезд. Очень плохо оказаться рядом с ними, и время от времени молодые охотники, забредающие на их холмы, исчезают и уже не возвращаются. Плохо также прислушиваться к тому, что те шепчут по ночам в лесах жужжащими голосами, имитирующими человеческие. Им известна речь разных людей — Пеннакуков, Гуронов, людей Пяти Наций, — но, по всей вероятности, у них нет собственной речи, да она им, похоже, и не нужна. Между собой они общаются, меняя цвет головы, причем каждый цвет означает что-то свое.
Разумеется, все легенды, как белых, так и индейцев, благополучно почили в девятнадцатом веке, оставив лишь отдельные атавистические вспышки. Жизнь вермонтцев устоялась; и как только места их обитания и способы жизни зафиксировались согласно некоторому плану, они стали все реже и реже вспоминать о тех страхах, которые легли в основу этого плана, да и о том, что такие страхи вообще когда-то были. Большинству людей было лишь известно, что некоторые холмистые области считаются крайне нездоровыми, невыгодными и неудачными для проживания, и чем дальше от них держаться — тем лучше. Со временем экономические интересы так тесно связались с привычными местами проживания, что в выходе за их границы не было никакого смысла, и получалось, что холмы оставлены необитаемыми не по какому-то замыслу, а просто в силу стечения обстоятельств. И теперь мало кто шептался по поводу ужасных обитателей холмистой местности, за исключением бабушек, любящих страшные истории, да впавших в детство долгожителей; но и эти паникеры признавали, что теперь от тех созданий не приходится ждать ничего плохого, коль скоро они уже привыкли к поселившимся здесь людям и коль скоро люди оставили обитателей холмов в покое.
Обо всем этом я уже давно читал, да к тому же знал об этом из рассказов жителей Нью-Хэмпшира; поэтому, когда начали появляться слухи, связанные с наводнением, я без труда смог установить, на чем они основаны. Я всячески старался втолковать это своим друзьям; и меня забавляло, что находятся упрямцы, настаивающие на присутствии элементов истины в этих рассказах. Эти люди говорили, что между ранними легендами есть существенное сходство, в том числе — в деталях, и что во многом вермонтские холмы остаются до конце не исследованными, так что было бы неразумно походя отметать вероятность наличия там загадочных обитателей; нельзя было убедить моих упрямых друзей и в том, что, как известно, все мифы имеют общую структуру и объясняются одним и тем же типом искажения реальности, порожденным ранней стадией, развития мышления человека.