Посмотри на меня — слушай, что я скажу — ты в самом деле считаешь, что существуют такие понятия как время и величина? Уверен, что форма и материя — это нечто объективно существующее? Говорю тебе, что я достиг таких глубин, которые твой крохотный мозг не в состоянии даже приблизительно осознать. Я видел то, что творится за пределами бесконечного. Я вызвал демонов со звезд, где они обитают… Я запряг тени, которые скачут из одного мира в другой, сея повсюду смерть и безумие… Космос принадлежит мне, ты слышишь?! Теперь эти твари — алчущие, пожирающие, растворяющие все и вся — рыщут в поисках меня, охотятся за мной, однако я знаю, как от них можно ускользнуть. А обнаружат и уничтожат они именно тебя — как это уже случилось со слугами…
Что же вы поеживаетесь, мой дорогой господин? Разве я не говорил вам, что очень опасно совершить хотя бы одно-единственное движение?.. А ведь я спасал тебя, говоря, что нельзя шевелиться — впрочем, мне это нужно было лишь для того, чтобы ты больше увидел и услышал, что я скажу. Если бы ты хотя бы пальцем пошевелил, они бы давным-давно набросились на тебя.
Впрочем, можешь не беспокоиться, большого вреда они тебе не причинят. Равно как и слугам они не сделали ничего плохого — просто при одном лишь виде их эти глупые создания подняли такой страшный крик… Мои милые зверушки далеко не симпатичны на вид. однако они прибыли из таких мест, где эстетические стандарты… несколько отличаются от наших. Распад произойдет совершенно безболезненно, уверяю тебя — но мне хочется, чтобы ты увидел их. Я тоже, можно сказать, увидел их, хотя при этом и знал, как можно их остановить. Тебе тоже хочется узнать, как это сделать? А зачем тебе это? Я всегда чувствовал, что в тебе нет абсолютно ничего от подлинного ученого. Дрожишь, да? Трясешься от нетерпения поскорее увидеть обнаруженных мною первосозданий? А почему бы тебе не пошевелиться? Устал? Ну что ж, мой друг, не волнуйся, они скоро придут к тебе… Смотри, черт бы тебя побрал, смотри… прямо у тебя над левым плечом…
Мне осталось сказать лишь самую малость — впрочем, вы и сами, наверное, знаете все это из газет. Полиция услышала звук выстрела, донесшийся из старого дома Тиллингэста, где и обнаружила нас — хозяина жилища мертвого, а меня — лежащего без сознания. Меня сразу же арестовали, поскольку в моей руке все еще был зажат револьвер, хотя в заключении я провел не более трех часов — довольно скоро выяснилось, что Тиллингэст скончался от разрыва сердца, тогда как пущенная мною пуля попала в ту самую чудовищную машину, которая теперь лежит на полу лаборатории, превратившись в груду бесформенных осколков и поломанных механизмов.
В разговоре с полицейскими я избегал излишних деталей по поводу того, что мне довелось увидеть, поскольку серьезно опасался более чем скептической реакции со стороны коронера[9]. Правда, по тем отрывочным сведениям, которые мне все же пришлось привести в ходе допроса, полицейский врач предположил, что я, несомненно, оказался подверженным гипнотическому внушению некоего злобного и определенно преступного маньяка.
Как бы я хотел поверить в слова доктора! Это и в самом деле позволило бы мне подлечить свои основательно расшатавшиеся нервы, которые с новой силой начинают напоминать о своем жалком существовании всякий раз, когда я вспоминаю о чистом воздухе и безбрежном голубом небе над головой. С тех пор мне никогда не удается по-настоящему расслабиться, и уж тем более, почувствовать себя наедине с самим собой; когда же усталость охватывает мои тело и мозг, вдруг непонятно откуда возникает дикое ощущение погони, безудержного преследования. Поверить же в слова доктора я не могу хотя бы по той простой причине, что полиции так и не удалось найти тела слуг Кроуфорда Тиллингэста, которых он якобы убил у себя в доме.
X. Ф. Лавкрафт
ДЭГОН
Пер. П. Лебедева
Я пишу это в состоянии сильнейшего нервного напряжения, ибо знаю, что сегодня вечером меня не станет. Оставшись без гроша, исчерпав почти до конца запас наркотика, я не могу долее переносить муку этой жизни, а поэтому намерен выброситься из чердачного окна на грязную улицу. Не думайте, узнав о моей зависимости от морфия, что я слабовольный или деградировавший человек, — это не так. Когда вы прочтете эти наспех написанные страницы, то сможете догадаться, почему я должен обрести забвение или смерть, хотя вам никогда не понять меня до конца.
Пакетбот, на котором я находился в качестве суперкарго, стал жертвой нападения германского морского охотника в наиболее пустынной части Тихого океана. Мировая война только начиналась и океанские силы гуннов еще не пришли в упадок; наше судно было законным военным трофеем, а к нам, членам его экипажа, относились с предупредительностью, предусмотренной морским кодексом. Более того, режим был настолько либеральным, что через пять дней после нашего пленения я смог бежать в маленькой шлюпке с достаточным запасом провизии и воды.
Оказавшись на свободе посреди океанских просторов, я имел весьма смутное представление о своем местонахождении. Не будучи опытным навигатором, я смог по солнцу и звездам определить лишь то, что нахожусь к югу от экватора. О географической долготе я не имел никакого понятия, острова или береговой линии нигде видно не было. Погода оставалась ясной, дни шли за днями, а я продолжал бесцельно плыть под ярким солнцем, ожидая встретить какой-нибудь корабль или высадиться на какой-нибудь обитаемый берег. Но ни то, ни другое мне не попадалось, так что я уже начал впадать в отчаяние от своего одиночества посреди безбрежной синевы.
Когда случилась внезапная перемена, я спал. Деталей случившегося мне не суждено было узнать, ибо сон мой, хотя беспокойный и полный сновидений, был долгим. Проснувшись, я обнаружил, что наполовину погружен в липкую адскую трясину черного цвета, раскинувшуюся, насколько мог охватить мой взгляд, вокруг в волнообразной монотонности. Моя лодка лежала неподалеку.
Вы вправе подумать, что первой моей реакцией на столь кардинальное и неожиданное изменение обстановки было изумление, но должен признаться, что я скорее был испуган, чем удивлен; ибо в воздухе и в этой гнилостной почве присутствовало нечто столь зловещее, что страх пронизал все мое существо. Вся местность была покрыта гниющими тушками дохлых рыб и еще какими-то неописуемыми останками, высовывающимися тут и там из липкой грязи. Впрочем, нечего и пытаться обычными словами передать тот невыразимый ужас, что возникает у вас в абсолютной тишине и беспредельной пустоте. Не было никаких звуков, а в поле зрения оставалась лишь безграничная черная липкая слизь.
Солнце нещадно светило с неба, которое казалось мне почти черным, хотя на нем не было ни единого облачка; в небе как будто отражалось чернильное болото, лежавшее у меня под ногами. Пока я заползал в лодку, выброшенную на берег, мне пришло в голову единственное возможное объяснение случившегося. Вследствие небывалого вулканического извержения часть океанского дна поднялась на поверхность, обнажив то, что несчетные миллионы лет было спрятано под неизмеримыми толщами воды. Протяженность этой новой земли под моими ногами была столь велика, что, даже напрягая слух, я не мог уловить ни малейшего звука, похожего на шум океана. Не было видно также ни одной морской птицы над валявшейся вокруг падалью.
Несколько часов я просидел в лодке, предаваясь мрачным размышлениям. Моя посудина давала возможность укрыться от безжалостных солнечных лучей. Постепенно под влиянием сухой жаркой погоды почва теряла свою липкость, так что скоро можно было бы совершить небольшую пешую прогулку и осмотреть окрестности. Ночью я спал мало, а на следующий день приготовил запас пищи и воды для путешествия в поисках исчезнувшего океана и путей к своему спасению.
Утром третьего дня я счел почву достаточно сухой, чтобы можно было легко по ней передвигаться. Вонь от дохлой рыбы была невыносимая; однако меня занимали куда более важные проблемы, чтобы обращать внимание на такие мелочи, а поэтому я смело двинулся вперед навстречу неизвестной цели. Весь день я упорно шел в западном направлении, ориентируясь на далекий холм, представлявший собой самое большое возвышение в раскинувшейся вокруг пустыне. Ночь я провел под открытым небом, а на следующее утро продолжил свой путь к холму, расположенному дальше, чем представлялось сначала. К вечеру четвертого дня я достиг подножия холма, оказавшегося к тому же куда выше, чем показалось мне издалека; предварявшая холм долина подчеркивала его выпадение из окружающего пейзажа. Слишком уставший, я ре-шил перенести начало восхождения на утро и заночевал в тени холма. Не знаю, почему этой ночью мне снились кошмары; однако не успела еще над равниной взойти ущербная и причудливо выгнутая луна, как я проснулся весь в холодном поту с твердым намерением больше не засыпать. Видения, представшие мне во время сна, были слишком страшны, чтобы пережить их еще раз. В лунном сиянии я увидел, насколько неразумным было мое решение совершать пешие переходы днем. В отсутствие палящего солнца путешествие стоило бы мне куда меньших затрат; сейчас я готов был начать восхождение, которого столь страшился на закате. Прихватив свою поклажу, я отправился на гребень холма.
9
Коронер — полицейский чин, занимающийся расследованием серьезных преступлений, в частности — убийств (