Записи, которые сделал Блейк после того, как погас свет, было почти невозможно разобрать. Тем не менее некоторые исследователи смогли составить по ним свое собственное мнение обо всем случившемся, которое отличалось от общепринятой точки зрения, но это мнение вряд ли нашло бы сторонников среди консерваторов, если уж их не убедил даже поступок суеверного доктора Декстера, который сбросил странный ящик и камень с причудливыми углами — светящиеся в темноте предметы, найденные в колокольне без окон, — в самое глубокое место залива Нарагансет. Чрезмерное воображение и неуравновешенность Блейка, подогретые его знаниями о культе служения Дьяволу, чьи следы ему удалось обнаружить, дополнят эти последние записи в его дневнике или, вернее, то, что можно было разобрать:
«Свет все еще не горит — наверное, уже в течение пяти минут. Все теперь зависит от молний. Йаддит, смилуйся, сделай так, чтобы оно не вырвалось!..
Что-то происходит необычное… Дождь и ветер прекращаются… Оно проникает в мое сознание…
Какие-то неполадки с памятью. Я вижу то, что никогда прежде не видел. Другие миры и галактики… Темнота… Свет кажется тьмой, а тьма — светом.
Не может быть, чтобы это были реальный холм и церковь, которые я вижу в темноте. Может быть, это просто видение при вспышке молнии? Господи, сделай так, чтобы итальянцы стояли вокруг церкви со свечами, если вдруг молнии погаснут!
Чего я так боюсь? Это не воплощение Ньялтотер, который в далекие времена в Кемте принимал образ человека? Я помню Йогготт и более далекую Шаггаи и огромное количество черных планет…
Длительный перелет на крыльях через пустоту… не может пересечь мир света, восстанавливается под действием мыслей, сфокусированных Сверкающим трапецоэдром… посылает его через ужасную бездну излучения…
Меня зовут Блейк, Роберт Блейк, 620 Ист-нап стрит. Милуоки, Висконсин… Я на этой планете…
Азатот, сжалься надо мной! Молнии больше не сверкают. Ужасно, я вижу все, но не глазами, а внутренним взглядом. Свет — это тьма, а тьма — это свет… Эти люди на холме… стража… свечи и амулеты… их священники…
Нет ощущения пространства — далекое близко, а близкое — далеко. Нет света, нет стекла — вижу эту колокольню — башню — окно. Могу слышать — Родерик Ашер — сумасшедший или схожу с ума — в башне движется и издает звуки существо — я — это оно, а оно — это я — хочет выбраться… должно выбраться и собирается с силами… Оно знает, где я нахожусь…
Я, Роберт Блейк, но я вижу башню в темноте. Появился отвратительный запах… все путается перед глазами… бросилось на окно башни…. разбило его и вырвалось наружу… Ия… нгаи… ягг…
Я вижу его — оно приближается — жуткий ветер — огромное пятно — черные крылья — Йог-Соттот, спаси меня! — огромные горящие глаза…»
Х. Ф. Лавкрафт
ЛУННАЯ ТОПЬ
Пер. П. Лебедева
Денис Берри ушел, ушел неведомо куда, в далекую и ужасную страну. Я был радом с ним в ту последнюю ночь, которую он провел среди людей, и слышал, как он кричал, когда все это случилось, но полиции графства Мит и здешним жителям нипочем его не найти, сколько бы они не искали. И по сей день меня дрожь пробирает, как услышу пение лягушек или посмотрю на луну где-нибудь в пустынном месте.
Я близко познакомился с Берри в Америке, где он разбогател, поэтому искренне порадовался, когда он выкупил старый замок у топи в тихом сонном местечке Килдерри. Именно отсюда был родом его отец, именно там, посреди старинных пейзажей, решил Берри насладиться своим богатством. Когда-то в Килдерри правили его предки, они построили этот замок и жили в нем, но те дни давно миновали, и на протяжении многих поколений замок пустовал, постепенно приходя в упадок. После приезда в Ирландию Берри часто писал мне, сообщая, как благодаря ему башня за башней возрождается древний замок, возвращая свое прежнее величие, как восстановленные стены начинает медленно оплетать зеленый плющ и как крестьяне благословляют Берри за то, что он своим золотом, привезенным из-за океана, позволил им вернуться в добрые старые времена. Однако мало-помалу радости сменились печалями, и вот уже фермеры, недавно благословлявшие его за возрождение родных мест, бегут из них, как будто они сулят им погибель. Наконец, Берри прислал мне письмо, в котором попросил навестить его, ибо ему стало очень одиноко в сроем замке, где и поговорить-то не с кем, кроме новых слуг и работников, привезенных с Севера.
Топь — вот причина всех несчастий, объяснил мне Берри, когда одним летним вечером я, наконец, прибыл в замок. Я добрался до Килдерри на закате, когда золото неба освещало зелень холмов и рощ, а также синеву топи, посреди которой на маленьком островке призрачно сверкали причудливые старинные развалины. Закат был великолепен, хотя крестьяне в Баллилоге и не советовали мне ехать в Килдерри, уверяя, что место это — проклято. В результате всех этих разговоров я с трудом сдерживал дрожь, завидев высокие башни замка, отсвечивающие золотом. На станции в Баллилоге меня ждала машина, посланная Берри, — Килдерри находилось вдали от железной дороги. Местные жители держались в сторонке от машины и шофера с Севера, но, собравшись возле меня с побледневшими лицами, успели многое нашептать, когда поняли, что я собираюсь в Килдерри. В первый же вечер, сразу после нашей встречи, Берри объяснил мне, в чем дело. Крестьяне уехали из Килдерри потому, что Денис Берри собрался осушить огромную топь. При всей его любви к древней Ирландии он не мог избавиться от американского духа, а потому не выносил вида пустующих пространств, пусть даже великолепных по живописности, где можно было вести торфоразработки или вспахать землю. Легенды и суеверия, бытовавшие в Килдерри, ничуть его не трогали, так что отказ крестьян помогать ему, а затем их проклятия и отъезд в Баллилог со своими пожитками вызвали у него лишь смех и нисколько не повлияли на твердость его намерений. На место уехавших он пригласил работников с Севера и оттуда же набрал себе новых слуг. Однако среди этих чужаков Берри чувствовал себя одиноко, а потому и попросил меня приехать.
Когда я впервые услышал, что именно побудило людей покинуть Килдерри, то смеялся так же, как и мой друг, поскольку страхи их были дикими, смутными и совершенно абсурдными. Они были связаны со старинной легендой о топи и беспощадном духе-хранителе, якобы обитавшем в странных старых развалинах, которые я увидел в лучах заката. Тут были истории об огнях, пляшущих в безлунные ночи, и о холодных вихрях в теплую погоду; о белых видениях, парящих над водами; и о призрачном каменном городе, прячущемся глубоко под поверхностью болота. Но самая причудливая фантазия, причем единственная, относительно которой имелось почти полное единодушие, говорила о проклятии, неминуемо ожидавшем того, кто осмелится осушить обширную красноватую трясину или даже просто прикоснуться к ней. Тут были такие тайны, которые, как утверждали крестьяне, нельзя было раскрывать; тайны, хранившиеся с тех незапамятных доисторических времен, когда чумной мор напал на детей Партолака. В «Книге Вторжения» было сказано, что эти сыны греков захоронены в Таллате, однако старики из Килдерри уверяли, что один из городов был спасен благодаря покровительству лунной богини; а потому он был погребен под лесистыми холмами лишь много позднее, когда войско Немеда уничтожило его, приплыв из Сицилии на тридцати кораблях.
Вот такие нелепые сказки побудили жителей Килдерри покинуть родные места, и, услышав их, я перестал удивляться тому, что Берри отказался обращать на них внимание. Однако он испытывал большой интерес к древней истории и предложил тщательно исследовать топь после ее осушения. Ему часто доводилось посещать белые руины на островке, но, хотя их древний возраст был очевидным, а очертания мало походили на большинство развалин в Ирландии, они были слишком обветшалыми, чтобы судить об их облике в дни расцвета. Теперь все было готово для начала дренажных работ, работ-ники с Севера вскоре должны были начать очистку запретной топи от зеленого лишайника и вересковых зарослей, засыпку мелких ручейков, выстланных ракушками, и тихих голубых водоемов, окаймленных камышом.