Он рассказал, что видел этой ночью невероятное чудо. Отплыв на своей лодке к Рифу Дьявола, что находился примерно в миле от Инсмаута, он забросил сеть и вытащил немало рыбы — и кое-что еще. Нечто такое, что внешне очень походило на женщину, и все же не было женщиной. Это что-то разговаривало с ним, как человек, но голос был какой-то гортанный, очень похожий на кваканье лягушек, сопровождающееся звучанием флейты, — совсем как во время лягушачьих концертов, которые по весне можно услышать на местных болотах. На лице этого существа виднелся широкий, отдаленно похожий на рот разрез, были и мягко смотревшие на Конгера глаза, а в том месте, где кончались ниспадавшие с головы волосы, виднелись походившие на жабры щели. По словам рыбака, существо молило его о пощаде, просило отпустить, а в награду обещало — если, конечно, в этом возникнет необходимость, — спасти ему жизнь.
— Русалка, — сказал один из присутствующих в таверне и рассмеялся.
— Это не русалка, — проговорил Энох Конгер, — потому что я видел у нее ноги, хотя и с перепонками между пальцев. Руки у нее — тоже с перепончатыми пальцами, а кожа на лице совсем такая же, как у меня или тебя, хотя цветом очень похожа на море.
Все дружно рассмеялись, с разных сторон посыпались бесчисленные шутки и остроты, но рыбак, казалось, их даже не замечал. Лишь один из присутствовавших, выслушав рассказ, не стал смеяться, потому что и раньше слышал от стариков и старух Инсмаута немало странных повествований, дошедших до них еще со времен старинных клипперов и торговых рейсов в Вест-Индию. В этих преданиях говорилось о браках между местными мужчинами и морскими женщинами, жившими в южной части Тихого океана, а также о странных событиях, которые случались в море неподалеку от Инсмаута. Человек этот не смеялся и лишь внимательно вслушивался, после чего, так и не проронив ни слова, потихоньку вышел из таверны. Однако Энох Конгер даже не заметил этого, поскольку со всех сторон его окружало дикое ржание охмелевших шутников, вовсю потешавшихся над его рассказом. А он все говорил и говорил о том, как сжимал в своих руках запутавшееся в сетях существо, описывая ощущение от соприкосновения с холодной кожей ее тела, как он освободил ее, после чего она бросилась в море и поплыла, какое-то время выделяясь на темном фоне Рифа Дьявола. Наконец, она приподняла над водой одну руку и тут же бесследно скрылась в пучине.
После этой ночи Энох Конгер стал совсем редко бывать в таверне, а если и приходил туда, то садился за пустующий столик, избегая разговоров с теми, кто снова подступал к нему с расспросами насчет «русалки» и очень хотел узнать, не сделал ли он ей какого предложения перед тем, как отпустить восвояси. Он почти ни с кем не разговаривал, спокойно попивал свой эль, после чего уходил. Но все знали, что с тех пор он никогда больше не рыбачил у Рифа Дьявола, предпочитая забрасывать сети в другом месте, преимущественно возле Соколиного мыса, и хотя люди тайком поговаривали, что Энох опасался снова увидеть ту женщину, которая памятной лунной ночью запуталась в его сетях, его часто можно было видеть стоящим у самой кромки мыса и смотрящим в сторону моря. Со стороны могло показаться, что он ждет, когда над горизонтом покажется долгожданное судно, а может, просто тоскует по счастливому завтрашнему дню, который постоянно маячит перед взором многих ловцов удачи, но так и не наступает, или просто думает, как любой другой человек, о чем-то своем.
Энох Конгер все больше уходил в себя, постепенно даже и без того редкие его визиты в таверну на окраине города прекратились вовсе, а сам он предпочитал после окончания рыбной ловли сразу отправляться на рынок, где, распродав товар, приобретал необходимое ему для существования и возвращался домой. Между тем его рассказ о русалке продолжал передаваться из уст в уста, постепенно люди стали разносить его в глубь континента, к Аркхэму и Данвичу, что стоял на реке Мискатоник, а то и дальше — к темным, поросшим лесом холмам, населенным людьми, не склонными понапрасну чесать языками.
Прошел год, за ним еще, потом и еще, и вот однажды вечером до Инсмаута долетело известие о том, что во время одного из своих одиночных выходов в море Энох Конгер сильно поранился, и спасли его два других рыбака, обнаружившие молчуна лежащим на дне своей лодки. Они отнесли Эноха в его дом на Соколином мысе, поскольку он категорически отказался следовать куда-либо еще, и поспешили в Инсмаут за доктором Гилманом. Однако, когда они вернулись обратно в дом Эноха с доктором, рыбака там уже не было.
Доктор Гилман предпочитал помалкивать о своих впечатлениях, тогда как оба спасителя направо и налево рассказывали об увиденном. Когда они снова прибыли в дом Эноха, то обнаружили, что изнутри он был весь сырой, влага буквально струилась по его стенам, мокрыми были даже ручка двери и постель, на которую они заботливо уложили Конгера перед тем, как отправиться за доктором. На полу виднелись следы мокрых перепончатых ног. Следы выходили за порог дома и вели в сторону моря. Приглядевшись к ним, они заметили, что те были очень глубокие, как будто шагавший нес на себе что-то тяжелое, что-то такое, что по весу походило на Эноха.
Несмотря на то, что рассказ рыбаков передавался из уст в уста, обоих опять же нещадно высмеяли, обвинив во вранье, поскольку, по их же словам, к морю из дома вела лишь одна цепочка следов, и едва ли нашлось бы такое существо, которому было бы под силу одному унести на такое расстояние громоздкого Конгера. Кроме того, доктор Гилман прямо заявил, что, услышав от жителей Инсмаута что-то про перепончатые ноги, он может твердо заявить: ему приходилось однажды видеть босые ноги Эноха Конгера и он может поклясться в том, что это были самые обычные человеческие ступни, без всяких перепонок. Что же касается тех любопытных, которые решили сами наведаться в дом Эноха и увидеть все своими собственными глазами, то по возвращении вид у них был довольно разочарованный, поскольку ничего особенного они там не обнаружили. Таким образом, хор насмешек над двумя несчастными рыбаками усиливался, заставив их в конце концов умолкнуть. В немалой степени этому способствовало и то, что появлялись слухи, будто эта парочка умышленно сводит какие-то счеты с Энохом, а теперь распространяет всякие небылицы о его судьбе.
Каким бы образом Энох Конгер ни исчез из своего дома, на Соколиный мыс он так и не вернулся, тогда как море и ветер продолжали делать свое дело, отрывая от строения где кусок кровли, где доску, сдувая осколки кирпичей, из которых был сложен дымоход, сокрушая оконные рамы; чайки, крачки и соколы пролетали мимо, так и не услышав ответного крика на свой зов. Постепенно слухи, возникшие на побережье, стали затихать, а вместо них пришли мрачные намеки по поводу возможно совершенного убийства и прочей не менее туманной, но столь же зловещей причины исчезновения рыбака.
Как-то однажды на берег пришел почтенный старик по имени Джедедиа Харпер, патриарх местных рыбаков, который стал клясться, что не так давно плавал неподалеку от Мыса Дьявола и видел в море странную компанию существ, чем-то похожих на людей, а в чем-то смахивавших на лягушек, которые и передвигались в воде также отчасти по-человечьи, а отчасти по-лягушачьи. Было их десятка два — мужчин и женщин. Он сказал, что они проплыли рядом, совсем близко от его лодки, и тела их сияли в лунном свете, как призраки, восставшие из глубин Атлантики, а двигаясь мимо него, они словно воспевали хвалу богу Дэгону. При этом он вновь поклялся, что видел среди них Эноха Конгера, который плыл вместе с остальными, как и они, голый, и голос его, участвовавший в общем хоре, был отчетливо слышен в ночной прохладе. Несказанно изумленный, Харпер громко окликнул его, Энох остановился и оглянулся, так что старик увидел его лицо. После этого вся группа — Энох в том числе — скрылась в волнах моря и больше не появлялась.