— Понял… — пробормотал Бука.
— Вот и славно, — решил капитан. Гаркнул:
— Дежурный!
…Лейтенант проводил его в медкабинет — тесное помещение, в котором имелась одна лишь узкая кушетка, обтянутая белоснежным чехлом, пара белых шкафчиков, небольшой стол с двумя стульями. Их встретила дежурная сестра — нарочито строгая, но миловидная, волнующе пахнущая странным сочетанием медикаментов и духов — у Буки аж закружилась голова от нахлынувших чувств. Лишь сейчас, с какой-то тупой внутренней ухмылкой, Бука отметил для себя, что никогда не задумывался, как много в этом мире женщин — тех существ, что были в Зоне в диковинку, если не на вес золота. Секунду спустя он ужаснулся: если одна единственная женщина в его жизни так сломала его, будто бы вместе с собой вывернув наизнанку его душу, — как же жить в окружении миллионов существ противоположного пола?..
— Анализ ДНК, — коротко сказал лейтенант, обменявшись с сестрой многозначительными взглядами. Похоже, они были знакомы, и знакомы довольно близко.
— Потрите щеку с внутренней стороны! — сходу потребовала сестра, протягивая зажатую в пинцете ватную палочку.
Бука тупо выполнил требуемое. Пластиковая палочка отправилась в маленький целлофановый пакет, промаркированный непонятными каракулями и штрихкодом.
— Закатайте рукав, — продолжила сестра, колдуя с медицинским оборудованием.
Сев на кушетку, Бука закатал рукав своей робы. Тонкая рука с ярко накрашенными длинными ногтями протерла сгиб его руки ватным тампоном.
— Мы дублируем материал для анализа, — пояснила сестра, вскрывая упаковку с иглой и скрученной прозрачной магистралью. — Поэтому кроме соскоба со щеки берем образец крови…
Бука послушно подставил руку, наблюдая, как утекает из вены струйка густой темно-красной жидкости. При этом он все не мог оторвать взгляда от ее лица, словно не мог насытиться видом женской красоты. Даже заметил краем глаза ревнивый взгляд лейтенанта, наблюдавшего за процедурой от двери. Все его фривольные мысли улетучились, когда он подумал: что же будет, когда придут результаты теста? Сердце вдруг пропустило такт и заколотилось быстрее: неужели так действительно можно узнать, кто же он на самом деле?! Но почему этого не сделал в свое время Док — а он наверняка мог бы… Может, с его личностью действительно связаны какие-то вещи, которых лучше и не знать вовсе?
Из медкабинета он вышел в полнейшем смятении. Он не чувствовал больше опоры под ногами, потеряв всякую уверенность в себе и правильности собственных действий. Здесь, в «Большом мире», он вдруг ощутил себя беспомощным чужаком. И ощущение это было на редкость гадостным. Самое время, чтобы усомниться в своем главном решении — навсегда покинуть Зону.
Его снова повели по коридору. Навстречу, ввалившись через какую-то боковую дверь, двигалась группа крепких мужиков, увешанных тяжелым снаряжением и оружием. Бука сразу узнал амуницию военных сталкеров. Но только поравнявшись с ними, понял, что лицо одного из них ему знакомо. И пока он соображал, где он мог видеть это выразительное, даже жутковатое лицо, сталкер поймал его взгляд.
На какое-то мгновение в глазах его появилось недоумение, сменившееся растерянностью, что в следующую секунду уступила место изумлению. Не было никаких сомнений: сталкер узнал его. И только когда группа тяжелым шагом прогрохотала мимо, Бука покрылся ледяным потом: он вспомнил.
Сталкера звали Попугай. Не от названия птицы — а от действительно пугающего, обезображенного Зоной лица. Но сейчас Буку пугала не внешность сталкера, а кое-какие обстоятельства, заставлявшие серьезно нервничать. Бука обернулся — быстро, как бы невзначай — и снова уставился вперед, стиснув с досады зубы: сталкер отстал от группы и стоял теперь посреди коридора, внимательно глядя ему вслед. Как оценивающий добычу кровосос.
Проклятье! Только этого не хватало! Если бы сейчас представилась возможность бежать — он не преминул бы моментально ею воспользоваться. Может быть, ему удалось бы свалить с ног сопровождавшего и завладеть его пистолетом. Может, даже удалось бы прорваться через посты у дверей. Правда, пришлось бы стрелять в людей, а к этому Бука не был готов.
Но все это чушь. Потому что проклятый Попугай не дал бы ему уйти. Ни за что. И все, на что еще можно было надеяться, так это на то, что Попугай решит, что попросту обознался…
Дверь камеры с грохотом закрылась у него за спиной. Мебели здесь не было никакой — один лишь деревянный помост, выполнявший роль лавки и кровати. Узкое окошко под потолком забрано в решетку, скудный свет от крохотной лампочки — вот и все, что осталось ему. Впрочем, комендатура блеснула невиданным проявлением гуманизма: минут через пятнадцать в толстой двери открылось окошко и заспанный часовой протянул узнику жестяную кружку с темным сладким чаем и толстый кусок хлеба с кубиком масла. Бука устроился на лавке и стал есть. Зона приучает к определенным способам поведения: если в непонятной ситуации тебе перепадает возможность пожрать — надо жрать, даже если кусок в горло не лезет, и набивать пузо по максимуму. Потому как силы могут понадобиться в самый неожиданный момент, а поесть, может, в этой жизни больше не доведется. Сладкий чай и ароматный хлеб с армейской пекарни выросшему на концентратах Буке казались чем-то невероятным. Ради одной такой жратвы стоило поселиться в «Большом мире». А вот поди ж ты: народ продолжает лезть отсюда в Зону, не брезгуя консервами сорокалетней «выдержки» и паленой водкой, какой угощают в баре «Сталкер». Что ни говорите, а понять это просто невозможно…