Джордан покачал головой:
— Нет, Гарри, весь мир ополчился против тебя. Я не брошу тебя сейчас.
Гарри пожал плечами и повернулся, чтобы подняться наверх.
— Как хочешь, но не слишком затягивай с уходом.
Глава 4Грезы...
Ночь только начиналась, когда Гарри опустил голову на подушку. Но луна стояла уже высоко, и вовсю сияли звезды. Это была его пора. Его чувства в ночной тьме обострились, как никогда. В том числе и те, что управляли (или управлялись?) его подсознанием. Он грезил...
Сначала ему привиделся Мёбиус, Гарри чувствовал, что это не просто сон. Давным-давно умерший ученый пришел к нему и сел на край кровати, и хотя его лицо и очертания фигуры были расплывчатыми, мертворечь звучала отчетливо и осмысленно, как всегда.
— Мы говорим в последний раз, Гарри. Во всяком случае, здесь, в этом мире.
— Вы в самом деле хотите поговорить? — спросил Гарри. — Похоже, в последнее время я приношу всем беду.
Расплывчатая бестелесная фигура кивнула.
— Да, но мы с тобой знаем, что твоей вины тут нет. Потому я пришел к тебе сейчас, пока твои сны еще принадлежат тебе.
— Так ли это?
— Думаю, да. Ты сейчас говоришь совсем как тот Гарри, которого я всегда знал.
Гарри немного успокоился, сел в кровати и спустил на пол ноги.
— О чем вы хотели поговорить?
— О других краях, Гарри. Об иных мирах.
— О моих конических параллельных измерениях? — некроскоп дернул плечом. — Это был блеф. Я спорил ради спора. Мы просто упражняли свой ум, мой вампир и я.
— Пусть даже так, — ответил Мёбиус, — хоть ты и блефовал, но оказался полностью прав. Это твоя интуиция, Гарри, она не подвела. Только в этой картине кое-что не учтено.
— Что?
— Скорее кто, — сказал Мёбиус.
— Ах, кто! Мы опять говорим о Боге?
— Большой Взрыв, Гарри, — продолжал Мёбиус. — Первичный свет, который породил пространство и время. Все это не могло возникнуть из ничего. Хотя мы и договорились, что до Начала не было ничего. Это-то и было глупо, мы же оба знаем, что разум не нуждается в плоти.
— Значит, Бог, — кивнул Гарри. — Первичная Бестелесная Сущность. Она сотворила все это. Но с какой целью?
Мёбиус снова пожал плечами.
— Наверное, для того чтобы посмотреть, что из этого выйдет.
— Вы полагаете, Он и сам не знал? А как же всеведение?
— Это бессмыслица, — ответил Мёбиус. — Никто не может знать все раньше, чем событие произойдет, — и пытаться не стоит. Но Он знает все с того момента.
— Поведайте мне о других мирах, — попросил Гарри, невольно захваченный разговором.
— Существует мир Врат, мир Темной и Светлой сторон, — начал рассказывать Мёбиус. — Но он... потерпел крах. Непредвиденные парадоксы привели его к гибели. Темная сторона — край вампиров и гнездилище Вамфири: они явились и причиной, и результатом краха. Но это касается прошлого и будущего. А сейчас говорить об этом мире значит вмешиваться в ход событий, влиять на них. Что несколько самонадеянно.
— Время и пространство относительны, — не согласился Гарри. — Разве я не говорил это всегда? Но они по-своему предопределены. Нельзя повлиять на них простыми рассуждениями.
— Очень неглупо, — невесело хмыкнул Мёбиус. — Надо признать, что ты прав, но я не поддамся на уловки твоего вампира, мой мальчик! И кроме того, я собирался поговорить не о Темной стороне.
— Конечно, я слушаю, — ответил Гарри, слегка раздосадованный.
— В одном из наших разговоров, — напомнил Мёбиус, — ты упомянул о равновесии миров, о черных и белых дырах, которые соединяют различные уровни бытия и сдерживают или даже обращают вспять энтропию. Подобно гире, обеспечивающей качание маятника в старых часах. Но это равновесие физическое. А есть еще и метафизическое, нематериальное равновесие.
— Снова Бог?
— Равновесие Добра и Зла.
— Возникших одновременно? И вы беретесь доказать это, Август Фердинанд? Как вы помните, мы договорились, что до Начального Взрыва не было ничего! Верно?
— Наши концепции не противоречат одна другой, — покачал головой Мёбиус. — Наоборот, они отлично согласуются друг с другом!
— Значит, в Боге есть темное начало? — удивился Гарри.
— Да, конечно, и Он изгнал его.
Слова старого ученого и то, что из них следовало, озадачили Гарри.
— Выходит, и я могу поступить подобным образом? Это вы и хотели сказать?
— Я хочу сказать, что миры находятся на разных уровнях: одни — выше, другие — ниже. И все, что мы делаем здесь, определяет следующий шаг. Мы движемся: или вверх, или вниз.
— Рай или Ад?
— Если тебе так понятнее, — пожал плечами Мёбиус.
— Вы хотите сказать, что, двигаясь вперед, я могу оставить зло — даже моего вампира — позади?
— Пока есть выбор — да.
— Выбор?
— Пока в тебе различимы добро и зло.
— То есть пока я не сдался? Я правильно понял?
— Мне пора, — сказал Мёбиус.
— Но мне так много нужно узнать! — Гарри был в отчаянии.
— Мне позволили вернуться, — продолжал Мёбиус. — Но не остаться здесь. Мой новый уровень выше, Гарри. Тут ничего не поделаешь.
— Погодите! — Гарри попытался вскочить с постели, схватить Мёбиуса за руку, но не смог даже пошевелиться, да и хватать было нечего — собеседник его стал подобен зыбкому туману. И, словно воспользовавшись своей магической формулой, великий ученый внезапно исчез, как будто его и не было.
Визит Мёбиуса почему-то утомил Гарри сильнее, чем обычно. Он погрузился в глубокий сон. Но та часть мозга, которой распоряжался вампир, не давала забыть ему некое имя, оно мучило его и не уходило. Это имя было — Джонни Найд.
Гарри был телепат; у него была задача, которую следовало выполнить; и в нем жил вампир. Когда он готовился к схватке с Яношем, сыном по крови Фаэтора Ференци, в горах Трансильвании, Фаэтор предупредил его, что живым из этой схватки выйдет только один из них и победителю достанется неслыханное могущество. Янош умел читать будущее, он понимал, что не может позволить себе проиграть. Впрочем... он никогда не пытался понять будущее. Прочесть его в случае необходимости — это да, но не пытаться понять.
В той схватке победа досталась Гарри. И хотя у него не было случая оценить свои возможности — в частности, недавнее приобретение, телепатический дар, — он знал, что эти возможности беспредельны. А уж теперь, усиленные вампиром...
Во сне он не мог управлять своими талантами, но они тем не менее оставались при нем. Сон словно сортирует свалку для разума, он отметает всякий накопившийся хлам и случайный мусор, выявляя главное. Для того и предназначен человеческий сон. И еще для исполнения желаний. Для пробуждения подавленного чувства вины. Вот почему людей с совестью мучают кошмары.
У Гарри была своя доля вины. А также более чем достаточно неисполненных желаний. И то, с чем он не мог справиться в реальной жизни, его подсознание и вампир, который был частью его, попытались исполнить, пока он спит.
Его подсознание протянулось телепатическим лучом, безошибочно найдя свою цель за много миль в Дарлингтоне. Целью этой был погруженный в сон мозг Джонни Найда, мозг, наделенный странным и уродливым даром. Гарри хотел разобраться в нем.
Его изощренному уму достаточно было нащупать малейшую зацепку, намек, тронуть ту или эту струну и тогда Джонни Найд скажет остальное сам.
Скажет все, до конца...
Джонни тоже спал, ему снилось, что он еще маленький. Вряд ли ему хотелось этого, но ночные призраки стучались в дверь, за которой прячутся воспоминания детства, и требовали открыть ее.
Да, детские воспоминания у него были, но едва ли их стоило пробуждать, даже во сне. Обычно он этого не делал.
Джонни заворочался. Его подсознание изнемогало и пыталось захлопнуть и накрепко заколотить дверь в прошлое, но что-то мешало, и Джонни беспомощно глядел, как дверь снова распахивалась. Там его ждали все Скверные Делишки минувших дней: все грешки, что числились за ним, а также всевозможные наказания, которые он за них получал. Но ведь он был ребенком, — невинное дитя, так они говорили, он скоро это перерастет. Правда, сам-то Джонни знал, что он всегда будет таким, и едва ли они отыщут наказание, соответствующее его прегрешениям. Они пытались втолковать ему, что он поступает нехорошо, и он почти поверил, но потом он стал достаточно взрослым, чтобы понять, что они лгут — они ведь не понимали. Они не способны были понять, что это было хорошо — все, что он делал. Он чувствовал, как это хорошо. Как ему хорошо.