– А мне какое дело? – Лиса уже догадывалась, почему Виктор не ответил на ее вопрос, а привел их сюда, на эту, им же самим и организованную встречу.
– А кровь? – Спросил Монгол. – Крови, значит, ты теперь не боишься? Может и человеческие жертвоприношения примешь?
– А чем я хуже Астарты или Шеол?[84] – В душе поднялась темная волна гнева, но говорила Лиса не для того, чтобы выплеснуть его на Монгола и Наблюдателя. Свою цель она уже знала.
– Значит, вот так? – растерялся Монгол и, в поисках хоть какой-нибудь поддержки, повернулся к Виктору. – Вы что уже все решили?
– Не все…
– А что, мне идея нравится, – вдруг сказала Рэйчел. – Лет двадцать террора, и будут, как овечки. Что скажешь, дорогой?
Самое забавное – хотя ничего забавного на самом деле в этом не было – что сначала Лиса и сама повелась, поверив "высокомерному" голосу Рэйчел, и только затем сообразила, насколько Кайданову повезло с выбором.
"Она мне подыгрывает… Но как!"
– А ты как хотел? – Спросила она в наступившей тишине.
– Хотел… – Монгол казался совершенно опустошенным. Наблюдатель выглядел не лучше.
– Бах сказал мне как-то, – Лиса затянулась и продолжила говорить, едва выдохнула дым. – Он сказал, что у него есть два однозначных доказательства существования бога…
– Знаю, – кивнул Наблюдатель. – Знаю я его теорию.
– Но не разделяешь, – кивнула Лиса. – Почему?
– Потому что знает, что второе доказательство от лукавого, – спокойно объяснил Виктор.
– Рассказывайте! – Потребовал Кайданов.
– Ты им…?
– Нас трое, Джек, – пожал плечами Виктор. – И у каждого своя правда, как в "Воротах Росемон".[85]
– Своя… – То ли согласился, то ли просто повторил за Виктором Наблюдатель.
– Ладно, расскажу, – кивнул Монгол и снова сел за стол. – В конце шестидесятых стало очевидно, что эйфория от появления нового феномена проходит. Сначала ведь, как с новой игрушкой… А потом… Магов становилось все больше, а люди разные. И люди и маги. Кто-то где-то… У нас, в Бостоне, был такой… Эльфом звали… Не самый страшный, Барон Суббота в Сан-Франциско куда, как страшнее, был. Вообще людоед, но про него никто так и не узнал. Я его сам убил, когда выяснилось. А Эльф в криминальную хронику попал. И ведь ничего выдающегося! На иных уродах из людей было много больше крови, но он был маг. Я сидел в зале суда, когда присяжные выносили вердикт. Видел их лица, глаза, "слышал", о чем они думают. Потом увидел демонстрацию у здания суда. Чужие. Враги. И страх, очень много страха… И, как назло… Впрочем, закономерно. Правительства тоже понемногу стали интересоваться. Спецслужбы, мафия…
– И вы испугались, – кивнула Лиса.
– Еще как, – согласился Виктор. – Я первый.
Лисе очень не понравилась интонация с которой он это сказал, а еще больше тот мрак, который она ощутила за его словами. А еще она поняла, что признание стоило ему огромного усилия.
"Из-за меня?"
– Дело не в страхе, – покачал головой Наблюдатель. – А в видении перспективы. В перспективе была резня. Война всех против всех, по сравнению с которой наша Гражданская, как игра в песочнице. Калигула сделал прикидочный расчет. Выходило, что кризис наступит в начале восьмидесятых, а острая стадия войны продолжится максимум три-четыре недели, ну и еще лет десять партизанской войны одиночек. И все. Магов не станет. Найдут способ проверять новорожденных… Но и человечество должно было в этом случае потерять от четверти до трети численности, причем в наиболее развитых странах пропорционально больше. Оно и понятно, где-нибудь в СССР или Франции есть, что взрывать. Химзаводы, атомные станции, плотины, арсеналы… А в Китае или Африке… В общем, понятно.
– Аарон предложил говорить с правительствами, – тихо сказал Монгол.
– Ерунда! – Покачала головой Лиса. – Ничего бы не вышло.
– Это я ему и сказал, – сейчас голос Виктора опять звучал ровно.
– Идея принадлежала мне, – Монгол опять встал из-за стола и пошел вдоль стены.
"Ну прямо товарищ Сталин… "
– Я рассуждал так, если о нас перестанут говорить, то никакой массовой охоты не получится, ведь абсолютное большинство людей о нашем существовании даже не подозревает. Правительства тоже еще до идеи тотальной войны не дозрели. Значит, лет десять-пятнадцать форы. И потом тоже… Поскольку говорить на эту тему нельзя, то и официальной войны не устроить. А спецслужбам всяко-разно одним не справиться. Еще лет двадцать-тридцать, а может быть и пятьдесят. Маги выживут. У нас же дети стали рождаться… Естественный отбор опять же… Выживут сильнейшие. Накопим опыт, поймем свои возможности, возникнет подполье… К нам привыкнут, смирятся с нашим существованием. Еще пятьдесят лет и…
– И вы смогли это сделать? – Лиса не верила своим ушам. Она что-то уже ухватила, разумеется, и чувствовала, что тайна окажется полна грязи и крови, но такое!
– Смогли, – кисло усмехнулся Виктор. – Если не считать моего возвращения, самое сильное колдовство со времен Моисея, я думаю. Вшестером волховали… Откат был такой, что все четыре мага, на свою беду оказавшиеся тогда на Тасмании, умерли на месте. Вот только…
– Ничего из этого не вышло, – договорила за него Лиса. – Я имею в виду ничего хорошего.
– И да, и нет, – не согласился с ней Монгол. – Мы же выжили.
– Вы выжили, – согласилась Лиса.
– Подполья толкового создать не удалось, – развел руками Наблюдатель. – А правительства оказались умнее, чем можно было ожидать. В восьмидесятые они еще поигрались в ручных магов, а потом…
– А потом договорились и начали войну на уничтожение. – Лиса отчетливо помнила, что в бокале должен еще оставаться коньяк, но его там не оказалось, и, не желая ждать, пока Георг принесет ей другой, она просто создала себе точно такой же, но полный.
– Мы не учли научно-техническую составляющую, – признался Монгол. – Люди удивительно изобретательные существа.
– А к концу восьмидесятых…
– Я ушел раньше, – внес коррективу Виктор.
– Стыдно стало? – Ну почему, почему она не могла на него сердиться? Любить могла, а сердиться – нет.
– Немного, – кивнул Виктор. – Но не за это, а за то, что решил сыграть в политику.
– Ты был посредником между Аароном и СССР?
– Да, но потом понял, что с дьяволом нельзя играть в покер.
– Собирался вернуться?
– Собирался, но…
– Стал Августом и передумал.
– Это отдельный разговор, – с каким-то не совсем понятным Лисе чувством ("Отвращение?" – спросила себя Лиса) – отрезал Виктор.
– Ну отдельный, так отдельный, – не стала спорить она. – Получается, что трое заплатили по счетам, один ушел, а двое…
– Аарон, Калигула, Нерон… – Как ни странно, это был Наблюдатель, и в его голосе звучала неприкрытая тоска.
– Они хотели, как лучше, – сказал Монгол, возвращаясь к столу. – Мы все тогда хотели, как лучше. Но они трое были, как бы это сказать…?
– Идеалистами, – повторила Лиса брошенное Виктором определение. – А вы, значит, оказались реалистами?
– Выходит, что так, – пожал плечами Монгол. Называть его Агасфером не хотелось.
– И решили податься во власть, – понимающе кивнула Лиса. – А там свободы еще меньше, чем внизу. Западня.
– Западня, – согласился Наблюдатель.
– Ну ничего, – решительно заявила Лиса. – Мы это подкорректируем. Виктор вернулся. И ареопаг[86] в сборе. Всех построим! И ваших, и наших. Всех!
4
"Не говори, гоп, девушка… "
И в самом деле, быть богом оказалось совсем не так замечательно, как могло показаться в начале. Стать злым богом не получится. Это Лиса поняла сразу. И совесть не отменишь – "Но, может быть, со временем?" – и Он не даст. Не позволил в Берлине, не позволит и впредь. Но быть добрым богом оказывалось еще труднее. Ведь колдуй, не колдуй, а такого волховства, чтобы сделать, как Им обещано – что-то было у Него про волков и ягнят – ей не по силам. И никому не по силам, ни каждому в отдельности, ни всем вместе. И значит, предстоял долгий, тяжелый труд. Дорога, конца которой Лисе было сейчас не рассмотреть, так далеко она простиралась в будущее. И если сердце не разорвется на этом пути, то уж душа, наверняка, превратится в шлак. И, как знать, не станет ли когда-нибудь добрая богиня Лиса суровой и безжалостной Чед?
85
Рассказ японского писателя Акутагавы Рюноске (1915), в котором одно и то же событие описывается по-разному несколькими персонажами.
86