– А что если я только здесь? – Август говорил ровным голосом, но от его напряжения воздух в комнате остыл и поблек, лишившись жизни.
– Так не бывает! – протестующе подняла перед собой руки Лиса. – Так не бывает!
– Много ты знаешь! – усмехнулся он в ответ.
– Много, – возразила Лиса. – Меня учил сам старик Иаков!
– Недоучки! – почти зло сказал он. – Вы прекратили приходить к нему уже через несколько месяцев…
– Ты хочешь сказать, что…? – Лиса поднесла руку ко рту. – О, господи, как же я…
– Кайданов жив? – неожиданно спросил Август.
– Не знаю, – приходя в себя, ответила Лиса, все так же глядя на него. – Фарадей исчез семь лет назад. Правда, примерно в то же время появился некто Уриэль[12]…
– Что с ним не так? – прищурился Август, вероятно, уловивший в ее тоне нечто особое.
– Ну если Кайданов это Уриэль, – нехотя ответила Лиса. – То он очень сильно изменился.
– К добру или ко злу?
– В Европе его называют Ангелом Смерти. Этим все сказано.
– Тебе не нравится то, что он делает? – спросил Август.
– Мне не нравится, как он это делает. Люди его ненавидят, его именем пугают детей. В конце концов их поймают, даже маги не могут меряться силами со всей мощью государства.
– Но ты же сама сказала, что это агония, – тихо сказал Август. – Люди победили, геноцид свершился, чего же ты хочешь от того, кто решил уйти, громко хлопнув дверью?
– Не знаю, – покачала она головой. – Где ты?
– Нигде, – твердо ответил он. – А теперь иди! Ты слишком долго находишься под "светлыми небесами". Так нельзя.
– Мне можно, – возразила Лиса. – С той стороны надежные люди.
– Никому нельзя доверять, – показалось ей, или в его голосе действительно прозвучала грусть?
– Если никому не доверять, как жить? – спросила она.
– Вот я и не живу, – сказал он. – Иди!
– Август, ты даже не скажешь мне своего имени?
– Мое имя? – грустно усмехнулся Август. – Некто, Лиса, всегда, и присно, и вовеки веков. Некто Никто.
– Я найду тебя, Никто, – сказала она твердо, повернулась и пошла прочь.
4
Двое суток по пустыне, где жара, не ослабевая и не усиливаясь, тяжелая и монотонная, как вечность, терзала ее иллюзорное тело с той же жестокостью, с которой мучила бы, окажись Лиса на самом деле где-нибудь в Гоби или Сахаре. Два дня пути. Однако дорога назад показалась ей гораздо короче, хотя все как будто должно было обстоять наоборот. Но в замок на краю мира ее вела безумная и, как говорили многие, бессмысленная надежда, а обратно она возвращалось с болью в сердце, но с настоящей надеждой в душе. Возможно, все дело было в обрывке мелодии, которую она ухватила почти случайно, потому что здесь, под "светлыми небесами", ее чутье почти не работало. Музыка была прекрасна, но главное Лиса узнала ее и несла теперь в сердце вместе с болью, которая тоже, как ни странно, помогала ей терпеливо преодолевать несчетные километры пути.
На исходе вторых суток – во всяком случае, развившееся за годы и годы чувство личного времени утверждало, что все обстоит именно так – она вновь вошла в вечно распахнутые настежь ворота города. В принципе, ей следовало сразу же вернуться. Она и так уже пробыла на этой стороне почти полную неделю, но Лиса решила задержаться и "понюхать", чем пахнет воздух. Она прошла по главной улице до Торжища и, свернув налево, углубилась в переулки "Вавилона". Здесь было довольно оживленно, во всяком случае, до того, как Лиса вошла в харчевню Клары, ей повстречалось человек десять совершенно незнакомых или едва знакомых людей, бредущих без цели или с хорошо скрытой целью – по одиночке или парами – в самых разных направлениях.
– Привет, Рапоза! – сказал Гектор, сидевший за столом у самого входа, чтобы было удобно рассматривать проходящих мимо людей. – Как поживаешь?
– Спасибо, Гектор, – через силу улыбнулась Лиса. – Твоими молитвами и заступничеством девы Марии, моя жизнь прекрасна и удивительна.
Она кивнула еще кому-то из знакомых, находившихся тут же, в ярко освещенном многочисленными свечами просторном зале, и, пройдя в глубину, опустилась в свое персональное кресло, которое, как и личный ее столик, никто не занимал уже много лет подряд.
– Здравствуй, красавица, – пропела, подходя, дородная и вечно веселая фрау Клара. – Говорят, ты долго гуляла в пустыне?
– Я? – удивленно подняла брови Лиса. – Бог с тобой, Кларочка, что мне делать в мертвых песках?
– Мне-то что, – пожала роскошными плечами Клара и поставила перед Лисой традиционную высокую рюмку с портвейном. – Но так люди говорят. Кофе?
– Кофе, – кивнула Лиса, смакуя вино. – Но сначала луковый суп.
– Это мы мигом организуем, – снова улыбнулась Клара и отправилась наколдовывать заказ.
Лиса обвела зал взглядом из-под ресниц и заметила сидящего в двух столах от нее Джека-Наблюдателя. "Лимонадный Джо"[13] пил виски и искоса поглядывал на нее, но больше ничем своего желания пообщаться не выказывал.
– Привет, Джек! – улыбнулась ему Лиса, открыто поворачиваясь к худому тощему парню, одетому по моде Дикого Запада середины девятнадцатого века. – Давно не виделись! Как жизнь?
– Замечательно! – улыбнулся в ответ Наблюдатель. – К тебе можно?
– Ты же знаешь, – усмехнулась Лиса. – Я тебе всегда рада.
Джек встал и, прихватив свой стакан, перешел за ее столик.
– Угости девушку сигаретой, Наблюдатель, – снова улыбнулась ему Лиса. – Какие новости?
– В Амстердаме "Ангелы ночи" сожгли ратушу и новый концертный зал, – с кислым выражением лица сказал Наблюдатель, протягивая ей пачку сигарет. – В Мюнхене разгромлена ячейка "Свидетелей Судного Дня". Впрочем, это старые новости, ты это все наверняка уже знаешь.
– Знаю, не знаю, – Лиса равнодушно пожала плечами и, достав из пачки сигарету, прикурила от свечи. – Какая тебе разница, Наблюдатель? Ты давай рассказывай, а я тебя буду слушать.
– Я тебя очень люблю слушать, – сказала она после короткой паузы, выпустив из легких дым первой затяжки.
– Вот все вы так, – кисло улыбнулся Наблюдатель. – Как слушать, пожалуйста, а поделиться информацией, так никогда.
– Почему никогда, – усмехнулась в ответ Лиса. – Уж сколько я тебе всего понарасказывала, так ты со мной век не расплатишься. Но коли у тебя плохое настроение, то бог с тобой. Я слышала, что где-то в Канаде снова появился Фарадей.
– Ерунда, – махнул рукой Наблюдатель. – Это тебе, Рапоза, кто-то дезу скормил. Я точно знаю, Фарадея завалили в Минске семь лет назад. Мне верный человек говорил, там полквартала в руинах лежали, а ты мне про Канаду! Нету Фарадея!
– Ну не знаю, – пожала плечами Лиса. – Мне так сказали. Там ведь, в Минске, трупа его никто не видел.
– Это из наших никто не видел, а КГБ, говорят, оттуда двадцать контейнеров вывезли, и что, спрашивается, было в тех контейнерах? Щебенка?
– Ладно, проехали, – Лиса допила свой традиционный портвейн, и как раз вовремя, потому что фрау Клара поставила перед ней горшок с луковым супом и тарелку с нарезанным крупными ломтями свежим пшеничным хлебом. – Что еще?
– У русских появился кто-то очень сильный в Москве. Говорят, чувствует эманацию метров за двести-триста. Бродит по городу и вычисляет.
– Много провалов?
– Не знаю, знал бы, сказал.
– А у тебя, выходит, есть знакомые в Москве? – Лиса увидела, как мимо двери харчевни медленно прошел Твин, и, зачерпнув ложкой суп, снова посмотрела на Наблюдателя.
– Некорректный вопрос, – усмехнулся тот. – Без комментариев.
– Ну без, так без, – суп был, как всегда, вкусный и обжигающе горячий. – А про Иакова ничего не слышно?
– Говорят, он умер, – Наблюдатель залпом допил виски и встал. – Он ведь старый был, вот и умер. Извини, но мне надо идти.
– Какие извинения, Наблюдатель, – улыбнулась довольная до крайности Лиса. – Ты же знаешь, я тебя люблю и всегда рада видеть.
– До встречи! – Джек-Наблюдатель поставил пустой стакан на стол и пошел к выходу.
5
Твина она нашла в заброшенной части "Восточного города". Он сидел на полуразрушенной глинобитной стене и курил трубку.
12
13