– Да, – коротко подтвердил Георг.
– Что-то еще?
– Женщина, – Георг все-таки оглянулся, посмотрев на Виктора через плечо. – Очень необычная женщина, ваша милость.
– Женщина…
"Неужели?"
– Надеюсь она назвалась? – спросил он вслух.
– И да, и нет, мой князь, – Георг не изменил позы, так и стоял, глядя на Виктора через плечо. – Она назвалась Деборой, но я не уверен, что это ее подлинное имя.
"Не она… "
– Дальше.
Какая-то Дебора в Городе была еще в его время, но он ее совсем не помнил.
– Высокая, – сказал Георг. – Красивая, волосы черные, глаза синие. Одета, как светская дама начала века. Я бы сказал, Париж или Рим, может быть, Вена. Но это мое субъективное мнение. Драгоценности… Изысканные. И, кажется, неслучайные. Что еще? Курит длинные черные сигареты…
– Тебя что-то насторожило? – Самого Виктора визит странной дамы не столько насторожил, сколько заинтриговал. Никого подходящего под описание, данное Георгом, он не знал.
– Она вела себя странно, – Георг вышел из-за стойки и подошел к Виктору. – По-моему, она все время о чем-то думала. О чем-то для нее важном, – Георг поставил на стол чашку с кофе и бокал с коньяком. – Потом смотрелась в зеркало.
– Вот как, – Виктор пригубил коньяк и на секунду задумался. – Может быть, она забыла, как теперь выглядит?
"Она обернулась?"
– Или вовсе этого не знала, – кивнул Георг. – Может быть. Но есть еще одна вещь. Она просила передать привет племяннику старика Иакова, буде такой здесь вдруг объявится.
"Дебора… Судья и пророчица… И ведь она меня спрашивала об обращении".
– Вот как, – повторил Виктор. – Очень интересно.
Деборы, во всяком случае, такой Деборы, как описал ее Георг, Виктор совершенно не помнил. Но и забыть такую женщину не мог тоже. Значит, не знал. И это было очень странно, поскольку она, совершенно очевидно, являлась старожилом Города, иначе откуда бы ей знать про Иакова и Гурга? Следовательно, это был кто-то, сменивший личину. Настораживало, однако, то, что она взяла так резко "в карьер". В Чистилище так дела никогда не делались, если конечно, за время его отсутствия тут не произошло каких-то совершенно драматических перемен в модус проседенти.[50] Но в это Виктор совершенно не верил. Тогда, что?
"Она?"
– Еще что-то? – спросил он вслух, предчувствуя, что главное еще впереди.
– Да, – кивнул Георг. – Она сказала, что всегда будет помнить ту музыку. Не знаю, что она имела в виду, но мне кажется, это похоже на код.
"Дебора… и музыка… Она научилась менять облик? Почему бы и нет. При ее-то силе… Значит, все-таки она?" – он вспомнил набирающую силу и меняющую цветность звезду и согласился, что теперь от Лисы можно было ожидать всего. Его только тревожила поспешность, с которой она пошла на контакт с Георгом. Что это могло означать?
– Спасибо, – сказал он вслух. – Это интересная информация. Ты надежно залег?
– Не тревожьтесь, князь, – улыбнулся Георг. – Нас там трое. Мы будем держать точку круглосуточно.
– А Гектор?
– Командир и еще четверо в пути.
– Далеко вас забросило? – вот этот вопрос был крайне актуален. Гектор был первым, о ком ему стало достоверно известно.
Георг перегнулся через стол и, неразжимная губ, сказал то, что хотел знать Виктор:
– Двенадцать часов лета.
"Двенадцать часов… Увы".
– Они уже вылетели? – спросили он вслух.
– Вряд ли, – с сожалением в голосе сказал Георг и покачал головой.
"Время".
Судя по всему, Гектор не успевал или успевал впритык. А от других вестей пока не было.
– Добрый день! – Виктор оглянулся через плечо и посмотрел на нового посетителя. За прошедшие годы Наблюдатель почти не изменился. Впрочем, личины меняются редко и совсем не так, как меняются носящие их люди.
– Добро пожаловать! – Гостеприимно улыбнулся новому посетителю Георг. – Не желаете ли кофе? Ликер, коньяк… виски? – добавил он, рассмотрев ковбойский наряд Наблюдателя.
– С удовольствием, – Наблюдатель, не скрывая интереса, оглядел помещение и, встретившись взглядом с Виктором, вежливо кивнул. – Добрый день.
– Я Виктор, – представился Виктор и вдруг сообразил, что некоторое время как перестал быть Августом, нежданно-негаданно вернув себе настоящее имя.
"Перед смертью, что ли?" – Но так или иначе, по всему выходило, что нигде теперь не было места ни, Иакову, ни Некто Никто, ни, тем более, князю Августу.
– Я Виктор, – сказал он и чуть приподнял бровь. – А вы, сударь?
– Наблюдатель, – усмехнулся ковбой, снимая свою вполне типическую "стетсоновскую" шляпу. – Так меня здесь называют. А вы, значит, из новых…
– Да, – кивнул Виктор. – Я здесь недавно. А вы, стало быть, старожил?
– Да, – Наблюдатель, не спрашивая разрешения, сел на место вставшего, чтобы обслужить его, Георга. – Лет двадцать появляюсь.
– И как там, у вас в прериях? – спросил возившийся за стойкой Георг.
– Да все спокойно, – пожал плечами Наблюдатель. – Вашими молитвами, сэр. Бизоны отдельно, индейцы отдельно. Ну а мы сами по себе.
"Забавно, – подумал Виктор, дружелюбно рассматривая этого, на самом деле, хорошо известного ему человека. – Забавно! Кажется, это называется системой Станиславского".
6
Просыпаться не хотелось, но следовало. Два часа, отпущенные себе Лисой на сон и отдых, прошли, как ни бывало, и хотя она совершенно точно знала, что этого вполне достаточно, психология с физиологией отнюдь не близнецы сестры. У каждой свои резоны и свои предпочтения. Поэтому, обнаружив себя в уютной комнате сельской гостиницы с зашторенными окнами и толстыми, не пропускающими посторонних звуков стенами, на огромной удобной кровати, под теплой и в меру, то есть совершенно как надо, тяжелой "крестьянской" периной, просыпаться по-настоящему Лисе категорически не хотелось. По внутреннему ощущению тепла и покоя, вот так бы и лежала, нежась в легкой, как детский сон, и такой же беззаботной дреме. И никуда, естественно, не торопилась, потому что суета враг довольства, а иллюзия покоя и безопасности так соблазнительна; особенно для человека, находящегося в бегах, да еще пережившего не далее, как прошедшей ночью свою собственную смерть. Однако два часа истекли.
"Труба зовет", – тоскливо подумала Лиса, ощущая, как исчезает розовая дымка заемного счастья, и, превозмогая собственное нежелание принимать мир таким, какой он есть, все-таки вылезла из-под перины и поплелась в душ.
Сюда, в эту крохотную деревушку в Баден-Вюртенберге, она добралась в начале двенадцатого на третьей по счету, после памятного BMW, машине. Эту последнюю – темно-вишневую Ауди – Лиса нашла в Кемтене. Машина стояла около явно пустого, то есть оставленного людьми не сегодня, и даже не вчера дома. И, "поговорив" минут пятнадцать с чистенькой подтянутой старушкой из соседнего коттеджа, Лиса узнала, что хозяин дома, Людвиг Кантцель, уже с неделю находится в отъезде и возвращаться ранее середины ноября, не собирается. Отблагодарив словоохотливую – впрочем, не по своей воле – женщину блаженным беспамятством, в котором, тем не менее, поселилась теперь стойкая уверенность в том, что гер Кантцель отправился в путешествие на своей машине, Лиса посетила оставленный без присмотра дом, где без труда – и даже без использования магии – нашла документы на Ауди и ключи, и, воспользовавшись, случаем, выписала себе великолепную доверенность, благо образчики почерка хозяина имелись в изобилии. Она даже перенесла на доверенность печать и подпись местного нотариуса, изъяв их с какого-то другого документа, из тех, что нашлись в письменном столе аккуратиста Людвига. Тут уж без магии, естественно, не обошлось, как и при доведении до ума украденных еще в Мюнхене водительской лицензии и общеевропейского паспорта. Однако, колдуя над документами, Лиса была совершенно спокойна. Она знала теперь, что никто ей не помешает и эманацию не засечет.
Минувшая ночь не прошла бесследно и на память оставила не только до сих пор ноющие шрамы, но и бесценные дары. Оказалось, что, волхвуя, не обязательно зажигать "маяк". И без него можно обойтись. Нельзя сказать, что открытие это досталось Лисе дешево, но факт остается фактом, из неожиданно и при самых омерзительных обстоятельствах обнаруженного "внутреннего пространства", как оказалось, можно было превосходно колдовать, оставаясь при этом невидимой и неслышимой до тех пор, пока колдовство не обретало плоть. Но воплощенная магия, как известно, ничем от реальности не отличается, и засечь ее, а не ее создателя, могут лишь очень немногие волшебники. Таким образом, действуя из своего кокона, Лиса могла теперь не опасаться, что ее кто-нибудь заметит.