Зачем?
Двадцать пять лет он уходил от нее в неизвестность, в смерть и забвение, в никуда, и вот теперь он вернулся, но ничего из того, чего можно было от этой встречи ожидать, не произошло. Ровным счетом ничего.
Ты позвала.
"Я позвала… На кого он похож?" – мысль была почти случайной, необязательной, всплывшей в сознании, быть может, от одной только растерянности. А похож Некто был на Алексея Александровича Каренина…
3
Виктор вышел из такси, постоял мгновение, доставая из кармана плаща кисет и трубку, потом медленно обернулся и посмотрел на здание гостиницы.
"За кем они пришли? – Кандидатов было, как минимум, трое, но кто бы ни являлся сегодня мишенью, дела это в сущности не меняло, потому что…
Дебора сидела в ресторане, держала в руке бокал с вином и смотрела на Виктора. Как видно, стены не мешали ей точно так же, как и ему. Она была еще красивее, чем он себе тогда вообразил, но в главном Виктор все-таки не ошибся. Он узнал ее сразу и мгновенно оценил смертоносную силу, скрытую в этом восхитительном теле. Сейчас мощь ее была такова, что Лиса смогла бы, вероятно, обратить в руины весь этот город и убить всех живущих в нем людей. Однако и это Виктора почти не заинтересовало, потому что главным было не то, как она теперь выглядела, и даже не то, на что была способна, а то, как она на него посмотрела. В ее глазах не было души, вот что главное. Они были равнодушно внимательны, не более. И это уже не была Лиса, вот в чем дело.
Добрый день, сударыня, – поздоровался Виктор, чувствуя, как сжимается от тоски сердце.
"Где же та любовь, ради которой я вернулся?" – Но, похоже, он безнадежно опоздал.
Здравствуй.
"И это все?"
Впрочем, она была в своем праве. Это ведь он оставил ее тогда, в Свердловске, одну на привокзальной площади, и он, а не она, полжизни прятался черт знает где, имея на то свои, вполне идиотские, резоны.
Как ты меня узнала?
"А как узнал ее я?"
Дебора… – "Ее действительно так зовут?" – была совершенно непохожа на Лису. Разве что нечто в разрезе глаз и высоких скулах… Однако, возможно, это было всего лишь плодом его воображения. Той Лисы, которую он некогда встретил и полюбил, уже не существовало, и с этим он должен был смириться.
Да, как-то так… Зачем ты пришел?
И в самом деле, зачем? Ведь не мог не знать, что прошлое не возвращается, и случившееся однажды неповторимо уже хотя бы потому, что оба они изменились. Но тогда, к кому же он пришел и от любви к кому рождалась в его душе музыка?
Ты позвала.
4
– Тысяча извинений, госпожа…
Лиса не вздрогнула лишь потому, что та часть ее сознания, которая услышала этот голос, была неспособна удивляться и вообще находилась по отношению к окружающей действительности в позиции холодного отчуждения, дистанцируясь от нее, защищая границы своего личного пространства.
– Да? – Лиса подняла взгляд на смуглого мужчину, движение которого к ее столику, она, разумеется, "отследила", как отслеживала сейчас массу других совершающихся в "зоне ее интересов" событий, не сосредотачивая на них, впрочем, внимания, до тех пор пока они ее прямо не касались.
– Прошу прощения, мадам, – колдун перешел на французский, спрашивая ее интонацией, имеет ли смысл продолжать. Немецкого он, судя по всему, не знал, и первую фразу просто выучил наизусть. Лиса почему-то была уверена, что уж его-то спутница по-немецки говорит.
– С вашего позволения, мадмуазель, – холодно усмехнулась она. – Чем обязана?
– Мы не знакомы, – чувствовалось, что мужчина испытывает совершенно несвойственную ему неловкость, но он, кажется, даже не пытался этого скрыть. – Меня зовут Персиваль.
Показалось ей или он действительно пытался этим что-то сказать? А, между тем, Виктор Корф, все еще стоявший у кромки тротуара напротив гостиницы и раскуривший наконец свою чертову трубку, тоже "увидел" рыцаря Персиваля и явно удивился.
"Что здесь не так, Виктор Львович?"
– Чем обязана, господин рыцарь? – повторила она свой вопрос.
– Вы знакомы с князем Августом? – вместо ответа спросил колдун, и вопрос этот заставил ее заинтересоваться неожиданным собеседником по-настоящему.
– Август, – Лиса решительно вымарала эту часть разговора из идущей on-line записи и чуть приподняла бровь, как бы подчеркивая свое удивление. – Вы человек Августа?
– Да, – в его глазах отразилось совершенно очевидное облегчение. Но зато сам Август, все еще не сделавший ни единого шага вперед, нахмурился, словно испытывал по поводу этого диалога раздражение, скрывать которое не считал нужным.
– Как вы меня узнали? – возможно, она не очень ясно сформулировала свой вопрос, поскольку знакомы они с Персивалем ("Вот же имечко!) не были и пути их никогда не пересекались, тем более что нынешнюю Дебору Варбург в лицо вообще не знал никто.
"А Некто? Как узнал меня он?"
– Как вы меня узнали? – Но вопрос оказался излишним, так как "внутреннее сознание" отреагировало на ситуацию так быстро, как только и могло в том напряжении, в котором находилось. И почти мгновенно – еще не отзвучал даже произнесенный вслух вопрос – ухватило единственную, случайно или намерено, оставленную Персивалем не защищенной "ниточку" и стремительным рывком, которого рыцарь даже не почувствовал, "вырвало" у него то, что его, собственно, и тревожило, заставив в конце концов подойти к незнакомой женщине.
"Господи! – но это было единственное, что Лиса способна была сказать или подумать, проваливаясь в чужое воспоминание. – Господи!"
Последний звук взлетел под своды собора и угас, но впечатление от только что отзвучавшей музыки было таково, что Персиваль не сразу очнулся от навеянных ею грез, в которых предстал перед ним образ женщины пронзительной красоты, сквозь которую, как солнце сквозь туман, проступал еще более достойный восхищения внутренний облик. Возможно ли, что Август "написал" музыкой портрет своей любви?
– Что скажешь? – голос князя вернул его к реальности и заботам дня.
– Она прекрасна, ведь так? – Не сказать этого вслух он просто не мог. – И вы ее любите.
– Не знаю, какая она сейчас, – голос Августа не дрогнул, но что-то в его интонации было настолько необычным, что Персиваль удивился еще раз. – Но ты прав, Персиваль, я ее люблю.
– Я буду служить ей точно так же, как служу вам, – ну что еще мог он сказать своему князю в ответ на такое признание?
"Господи!" – но даже вполне насладиться этим неповторимым переживанием, не то чтобы осознать его и досконально изучить, ей не дали.
"Внимание!"
Это не было брошенное в настороженный эфир слово, и голоса наблюдателя Лиса, разумеется, не услышала. Она перехватила всего лишь условный сигнал, стремительную цепочку электрических импульсов, сорвавшихся с крошечной антенки маленького, как тюбик липстика, передатчика, зажатого в руке молодой рыжеволосой женщины, сидевшей за столиком кафе на противоположной стороне улицы, как раз метрах в пятнадцати-двадцати от того места, где все еще стоял попыхивающий изогнутой трубкой Некто Никто.
Внимание!
"Судьба, – Лиса встала из-за стола и молча кивнула неожиданно насторожившемуся Персивалю. – Судьба… Здесь и сейчас. Именно сейчас и именно здесь… И решение за мной".
Судя по тому, что Лиса почувствовала в момент, когда раздался сигнал тревоги, сегодня охотились не за ней. Но дело, как она тут же поняла, было не в том, кто и за кем здесь охотится, а в самой природе этой охоты. Впрочем, слово "поняла" не слишком точно отражало то, что произошло с Лисой на самом деле. Знание, которое приняло извне или создало на основе мгновенного впечатления ее сознание, не являлось точным и ясным, как правила грамматики или арифметики. Все в нем, в этом знании, было все еще не переработано мышлением и, следовательно, не вполне поддавалось осознанию, а потому было зыбко, неопределенно, неявно. Однако главное Лиса все-таки уловила сразу и приняла, как есть. Это мгновение и это место неожиданно перестали быть просто местом и временем, в которых нечто произошло или еще только должно было случиться. Они превратились в точку бифуркации, в мгновение жестокого слома всех причинно-следственных связей, составляющих основу жизни. И в центре этого катаклизма оказалась – и, по-видимому, не случайно – именно Лиса. Невоплощенные вероятности сгустились вокруг нее, готовые реализоваться в новую, неведомую их участникам цепь событий. Но ничего еще не было решено и…