Подержи! – Приказала она, ничуть не удивившись тому, что пока она была занята Виктор освободил из оков времени и своего рыцаря и его черноволосую спутницу. Персиваль, поймавший женщину на лету, тоже, казалось, ничуть не удивился, а Лиса одним коротким броском-желанием оказалась в штабе операции, где застыли рядом с приборами связи и компьютерами операционалисты генерала Гюнтера Корвина.
– Здравствуйте, господин Корвин, – сказала она, возвращая времени свободу. – Ваша операция закончена.
– Что? – Опешил высокий худощавый мужчина, который никогда не носил генеральскую форму. – Кто вы такая?
– Я Кали.[67] – Усмехнулась Лиса. – Сворачивайте операцию, Гюнтер, или в этом городе не останется живых людей. Сколько вам нужно трупов, чтобы счесть операцию несостоявшейся?
– Кали? – Переспросил явно ошеломленный ее появлением и странными словами генерал Корвин.
– Ладно, – усмехнулась Лиса. – Пусть будет Немезида.[68] Так понятнее?
– Вы…?
– Неделю назад я ушла из мюнхенской контрразведки, – спокойно объяснила Лиса. – Но тогда я не воспользовалась и десятой долей своей силы. Верите?
Секунду он смотрел ей в глаза, но, видимо, ему этого вполне хватило.
– Извините, – сказал он через секунду. – Я все понял. Операция отменяется.
Глава 14
Асгард[69] (11-12 октября, 1999)
1
– Что это за место? – спросил Кайданов, с интересом оглядываясь по сторонам.
Место, действительно, было чудесное. Другого слова не подберешь. Живописная долина среди гор. Хвойный лес. Зеленые склоны с белыми проплешинами скальных выходов. Пустынная в этот час проселочная дорога, какие-то домики на противоположном склоне, и небольшой замок, но не из тех, что давно превратились в руины, или стоят напоминанием о славном варварском прошлом, а уютно перестроенный и превратившийся в симпатичный во всех отношениях большой сельский дом. И все это залито лучами заходящего солнца, явно осеннего, но все еще теплого.
– Что это за место? – спросил Кайданов и скосил взгляд на приведшего их сюда Виктора.
– А черт его знает, – беспечно пожал тот плечами. – Я, собственно, на "маяк" выходил. Где это мы?
Вопрос был адресован крепкому широкоплечему мужчине лет тридцати, льняному блондину с ясными голубыми глазами, но довольно простым и, пожалуй, даже грубым лицом.
– Арденны, – коротко объяснил мужчина и чуть склонил голову в приветствии. – Добро пожаловать, дамы и господа. Меня зовут Марий, и я сейчас же распоряжусь насчет обеда.
"Марий? – за последние десять минут, Герман услышал три очень необычных и как будто не связанных между собой имени, и теперь окончательно убедился, что при всей своей несхожести имена эти были неслучайны, а образовывали некую, объединенную внутренней логикой последовательность. – Персиваль, Дженевра, Марий… – И ряд этот наводил на очень странные мысли, интересные, но и пугающие одновременно. – Персиваль, Дженевра, Марий… Любопытно".
Он взглянул на Рэйчел и сделал это, в общем-то, без причины, повинуясь исключительно внутренней потребности, само существование которой было настолько для него необычно, что Кайданов, всякий раз удивлялся, едва лишь в очередной раз ее обнаруживал. Но и то сказать, чаще всего он этого даже не замечал, потому что потребность эта была всего лишь малой частью того нового, что внезапно вошло в его жизнь и властно переменило не только ее саму, но и весь внутренний мир Германа. Одним словом, это новое, по-видимому, называлось любовь. Но, понимая это и принимая, Кайданов – вопреки своему опыту и стилю мышления – даже не пытался анализировать и уж тем более формулировать в словах то огромное чудо, которое так неожиданно и стремительно возникло в его сердце, душе, или что там есть внутри человека, кроме костей и мяса. Он просто интуитивно ощущал, что делать этого нельзя и не нужно, потому что есть вещи, которых не должно "поверять алгеброй".
Рэйчел была задумчива, что не странно. Всего несколько минут назад она стала свидетелем такого волхования, о возможности которого до сих пор не подозревал, кажется, ни один колдун. Вообще следствия этой во всех отношениях странной "Потсдамской конференции"[70] далеко выходили за рамки обычной жизни в подполье, даже если это и была жизнь рядом с "ангелом Страшного Суда". Впрочем, какие бы мысли не занимали ее сейчас, взгляд Кайданова она "уловила" и мгновенно вернула ему свой, окрашенный улыбкой, всю прелесть которой мог оценить лишь тот, кто знал, как знал Кайданов, что это такое, раскрывшаяся навстречу любви женщина-тень. И он тоже улыбнулся, чувствуя, как разливается в груди непривычное, все еще не ставшее для него естественным тепло.
Вообще за последнюю неделю, Кайданов открыл для себя и в себе так много новых вещей, что, кажется, и целой жизни для подобной трансформации мало. Однако и улыбался он теперь часто и с удовольствием, и было ему от этого удивительно хорошо, как только и может быть с человеком, внезапно обнаружившим, что улыбка это не только механическое действие, необходимое по "роли", а что-то, возникающее, прежде всего не на губах, а внутри, из этого вот тепла, разлившегося в груди, знавшей раньше лишь холодную пустоту.
– Славное место.
"Славное… " – лучше, вроде бы, и не скажешь, но дело было не в словах, а в голосе, их произнесших.
"Красивый голос, – непроизвольно отметил Кайданов. – И женщина красивая".
Он не удержался и бросил на Лису быстрый, едва ли не вороватый взгляд и снова, как и при первой встрече, испытал странное и опять-таки не вполне знакомое ему чувство растерянности. Кто она? Или, может быть, правильнее было бы спросить, что? Действительно ли это Лиса, и, если да, то, что в этой Деборе оставалось от той женщины, которую знал Кайданов? Не в последнюю очередь, растерянность Германа была вызвана тем, что он искренне опасался, что от Лисы в этой более чем странной особе осталось так мало, что малостью этой можно пренебречь.
Была ли она красива? Безусловно. Однако красота Деборы была такого рода, что вот, вроде бы, и любуешься ею – а куда ты денешься от притягательной и одновременно властной силы этой необычной красоты? – но одновременно и холодок по хребту пробегает, и волосы на загривке дыбом встают. И тварь начинает "скулить" в своем темном узилище, то ли от ужаса, то ли от звериного восторга, но только ощущение такое, что выпусти зверюгу на волю, так тут же и бросится бабе этой тапки лизать.
"Тьфу!" – Кайданов отвел взгляд от Деборы и уставился на выраставший перед ними фасад замка.
Однако даже случайный взгляд на Дебору даром не прошел. Выбросить ее из головы, оказалось непросто. Даже отвернувшись, Кайданов продолжал чувствовать ее равнодушную власть спиной, затылком, всем своим существом. Казалось, для этого достаточно одного ее присутствия близ границ его личного пространства. Огромная сила, но не в силе дело. Власть! Непомерная, невообразимая, такая, что чтобы противостоять ей, и самому надо быть сверхчеловеком.
"Или она уже и не человек вовсе?" – Мысль эта, как ни странно, не показалась ему ни дикой, ни невозможной. Вполне вероятно, что так все и обстояло, если не одна только Рэйчел, воздействовать на которую силой ли, "властью" было крайне трудно, но и он сам, твердо знавший, чем и в каком объеме волен распоряжаться, испытывал это проецируемое Деборой вовне давление.
"И это Лиса?"
Положим, она и сама этого как будто не скрывала. Во всяком случае, слова, произнесенные Деборой, при встрече в Берлине, по другому трактовать невозможно. Да если бы и не было тех слов! В тот краткий миг, когда она позволила Герману "увидеть", что и как делает, Кайданов безошибочно узнал ауру Лисы. Чего, спрашивается, еще надо? Но в том-то и дело, что раскрылась она лишь на одно краткое мгновение, а все остальное время была закрыта таким непроницаемым барьером, что "тень" любой силы – хотя бы и Рэйчел – казались по сравнению с ней абсолютно прозрачными. И вопрос о том, возможно ли такое в принципе, становился, тогда главным, и вызывал не столько восхищение, сколько настоящий ужас, потому что до сегодняшнего дня, Кайданов полагал, что колдовать, не "светясь", невозможно. Это была аксиома. Об исключениях из этого правила, он даже не слышал никогда. Однако сегодня вечером он встретил сразу двух магов, которые были невидимы словно "тени", но в отличие от "человека-невидимки", могли из своего нигде еще и волховать. И вот какая странность. Если от Некто Никто, которого теперь следовало, по-видимому, называть Виктором, Кайданов ожидал настолько всего, что и эта способность не столько удивляла, сколько впечатляла, то Лиса-то такого и так демонстративно легко делать никогда не умела. Вот в чем дело.
68
69
70
Потсдамская конференция состоялась в Потсдаме во дворце Цецилиенхоф с 17 июля по 2 августа 1945 г. с участием руководства трёх крупнейших держав антигитлеровской коалиции во Второй мировой войне с целью определить дальнейшие шаги по послевоенному устройству Европы.