Решили, что Роза позанимается с Натахой, покажет, поучит. Поднялись на второй этаж в спальные комнаты, чтобы сразу в реальной обстановке учиться.
– Тебе надо внезапно и натурально обнажиться, понимаешь? – спросила Роза, показывая, как может порваться специально заранее надорванная бретелька. – У тебя грудь большая, вон, больше моей, так и соблазни его грудью, мужики любят формы.
Натаха трижды показала в камеру, как она будет распахивать перед Махновским свою блузку с черным под ней лифчиком.
– Ничего, сойдет, – кивал Джон.
– А потом, а потом тебе надо обязательно прикоснуться к нему, тоже невзначай, и извиниться, чтобы он не подумал, что ты специально, а если и подумал бы, то усомнился, что не наверняка специально.
Натаха потренировалась. Сделала раз наклон, два наклон.
– Ты делай вид, как будто ты суетишься, прибираешься, будто рассыпала что-то здесь, ну и как положено горничной, наводишь порядок, поняла? А он здесь, ты вокруг него суетишься и цепляешь его своей грудью, прикасаешься. Мужчина и спиной почувствует, когда к нему девушка грудью прижимается.
– А потом? – спросила Натаха.
А потом разыграй смущение, смутишься – еще обнажись, разыграй невинность, но при этом ты должна быть очарована высоким статусом гостя, типа тебе так приятно, что такой знаменитый человек с тобой в этой комнате, а ты хоть девушка честная и застенчивая, но так млеешь от славы, исходящей от него, что теряешь голову… Поняла? Мужчинам нравится такой театр, они в него верят.
Пару раз Натаха проиграла сцену перед Джоном и Розой. Роль высокопоставленного клиента при этом играл Борис.
– Ничего, вполне достоверно, – кивал Джон.
– Если он мужчина, то должен соблазниться, – с апломбом заявила Роза.
ГЛАВА 2
КОРОЛЬ РЕЙТИНГ
Революционное шоу вызрело-таки в дюрыгинской голове.
Идея с Делакруа и Парижской коммуной отмелась. Ведущей у него будет простушка.
Пастушка-простушка.
Этакая Элиза Дулитл.
Он шел от того, что у него не будет породистой Ирмы Вальберс.
И сперва просто хотел сыграть на контрасте.
Его элитарное гламурное шоу с королями и королевами бизнеса, с президентами компаний и известными политиками будет вести простушка.
Разве это не ход?
В этом будет фишка совершенно нового стиля.
Этакий неожиданный вкус необычного коктейля, где эффект совкусия достигается видимой несовместимостью компонентов.
Дюрыгин принял решение и начал договариваться с директором программ «Москва-Сити FM».
Программного директора – Лешу Ксютова – Дюрыгин знал лично.
Делали с ним вместе несколько совместных проектов.
В жюри каких-то идиотских конкурсов вместе сидели, да еще, как-то давно, ездили с ним в Канны на фестиваль.
Отношения между ними вполне приятельские, и Дюрыгин надеялся на то, что Агаша поработает у Ксютова в его радио-эфире и накрутит себе первичную популярность.
Дюрыгин отловил Лешу во второй аэсбэшке.
В офисе «Москва-Сити FM» у программного директора практически не было кабинета. Только рабочий стол с компьютером в соседней с «эфиркой» комнате, отделенной от студии стеной с большим звуконепроницаемым окном.
Программный сидел возле компьютера, набитого форматной музыкой его радиостанции, и глядел в окно на своего диск-жокея, рядом мигала всеми своими лампочками пиковых индикаторов эфирная стойка фильтров и усилителей.
Собственно, это функциональная подсобка, а не кабинет. И диск-жокеи, и продюсеры бродячих голодных музыкантов, все кому не лень заходят сюда и роются в длинных стеллажах CD, пользуются и часто не возвращают любимые Лешины раритеты.
– Слушай, давай пойдем где-нибудь перетрем, здесь у тебя не поговоришь, – предложил Леше Дюрыгин, выразительно кося глаз на пасшегося возле длинного стеллажа с дисками длинноволосого, а-ля хард-рок семидесятых, парня.
– Только недалеко, – поставил свое условие Леша, – у меня через сорок минут собрание, разбор полетов и ошибок, у нас прямой эфир, сам понимаешь.
– Понимаю, – кивнул Дюрыгин, – разбираете, кто на вчерашнем эфире в микрофон «…твою мать» сказал.
– Типа того, – кивнул Ксютов, – но бывает и хуже.
– Это когда проплаченную спонсором песню диджей забыл поставить в жесткую ротацию, – хмыкнул Дюрыгин.
– Все-то ты знаешь, – покачал головой Ксютов, – с тобой даже как-то и неинтересно.
Вышли из офиса, направились по коридору к лифтам.
– Я все удивляюсь, Лешка, – размышлял вслух Дюрыгин, – кабинета у тебя практически нет, где же ты взятки от всех этих директоров и раскрутчиков берешь? От спонсоров этих Наташ Краснопуповых, Вов Дилановых и прочих полуголых сисястых ансамблей за то, чтоб поставить их в жесткую ротацию?
– Я взяток не беру, это все знают, – серьезным тоном сказал Ксютов.
– Да я так, пошутил, это же общеизвестный факт, что ты взяток не берешь, – хлопнув Ксютова по плечу, примирительно сказал Дюрыгин. – Надеюсь, ты и с меня взятки не попросишь за мою протеже.
– За какую протеже? – оживился Ксютов. – У тебя появилась певичка? У нее есть хит?
– Нет, не певичка, у меня лучше, – заговорщицки улыбаясь, сказал Дюрыгин, – у меня отлетная диск-жокейша для тебя есть.
– Да? – удивился Ксютов. – Откуда и зачем?
Они спустились на лифте на четвертый этаж и прошли в кафетерий.
– Ну, что у тебя за жокейка? – спросил Ксютов, когда они уселись за дальним столиком.
– Понимаешь, я ее готовлю себе на новое шоу, она очень способная, живая, непосредственная, оригинальная…
– Стоп, – прервал Дюрыгина Ксютов. – Она на эфире когда-нибудь работала?
– Нет, но она очень артистичная и способная, все на лету схватывает. Музыкальную школу окончила… В Твери.
– Но ты же знаешь, у нас на нашем радио диск-жокей работает в одно лицо без звукорежиссера и сам за пультом микширует звук, а это значит, что ее, твою протеже, надо полгода готовить на эфирного звукорежиссера, учить ее пульту и микшированию, возиться с ней, а для чего – чтобы раскрутить ее к твоему шоу? – усомнился Ксютов.