– Это дело, – восхищенно сказал главный, – ты сам придумал?
– Сам, – не без гордости ответил Зарайский.
– Может, мне половину сотрудников в море кочегарами отправить, чтобы лучше думали? – спросил шеф.
– Тебе лучше знать, что с сотрудниками делать, а я специалист по креативу.
– Ну, специалист, а Дюрыгину-то и Фроловой кто скажет, чтобы они поженились? – спросил главный, в упор глядя Зарайскому в глаза.
– Ты и скажешь, тебя послушают, – не мигая ответил Зарайский.
– А если не послушают? – усомнился Михаил Валерьевич.
– А ты ему скажи, что если он не хочет, чтобы шоу «Русский свадебный марафон» отошло к другому, то пусть сам женится на Фроловой, и в прямом эфире, – посоветовал Мотя.
– Или я его уволю? – переспросил шеф.
– Или, – кивнул Зарайский.
Главный поднялся из кресла, подошел к столу, нажал на кнопку громкой связи с секретаршей.
– Оленька, соедини-ка меня с Дюрыгиным, – тихо сказал главный, – я его на свадьбу хочу пригласить.
– На чью свадьбу? – поинтересовалась Оленька.
– А на его свадьбу, – хитро подмигнув Зарайскому, ответил главный.
Ирма принялась вспоминать. Напрасно говорят, что больше хочется вспоминать только самое хорошее и приятное. Это кому как…
Вот Ирме было приятно ковыряться именно в своих душевных болячках.
Когда она сказала Джону, что согласна переспать с незнакомцем, она будто от некоего тормоза избавилась. Будто тяжелый груз скинула там, внизу, где ноги в землю упираются, и она вдруг полетела. Как шарик воздушный, который отпускают из рук.
И в душе сразу какое-то безразличное ко всему спокойствие установилось. Летела, летела с одной лишь мыслью в голове: ах, скорее бы только!
А Джон, кстати говоря, не заставил долго ждать.
– Дамы и господа, – начал Джон, – объясняю правила нашей игры…
Они сидели в большой комнате, обставленной под начало XVIII века.
Потрескивая, весело горел огонь в камине. Музыканты, одетые в камзолы и в парики с косичками, сидели спиной к собравшимся и играли Моцарта, концерт для кларнета до-мажор. Ирма знала это произведение еще с музыкальной школы.
Только вот почему одетые под старину музыканты сидят к ним спиной?
Ах да, ведь здесь сейчас предстоит некое действо с развратом, догадалась Ирма.
Когда Джон ввел ее в залу, там уже сидели двое господ. Икс и Игрек. Джон так и представил их:
– Господа, имею честь представить: мадемуазель Энигма.
Джон, одетый в зеленый камзол и белые чулки, обутый в башмаки с большими пряжками, был единственной персоной без маски на лице.
Лица господ Икс и Игрек скрывались за большими черными полумасками из шелка, открывающими только рот и часть подбородка. Для глаз в полумасках были проделаны такие узкие прорези, что ни формы, ни цвета глаз различить было невозможно.
Одеты господа были по моде двора Людовика XV – в бархатные камзолы, такие же бархатные панталоны и белые чулки. Напудренные парики прекрасно гармонировали с белыми кружевами воротников и манжет.
Ирму… Вернее, мадемуазель Энигму одели в бархатное платье с белыми кружевами на кринолине. Грудь, шея и плечи ее по моде того времени были сильно открыты. Грудь мадемуазели, и без того большая, увеличилась за счет приподнявшего ее корсета из китового уса, причем декольте было настолько смелым, что практически почти обнажало полукружия около сосков. Мадемуазель тоже была в маске и парике. Почти голую грудь она прикрывала большим китайским веером.
Джон усадил Ирму напротив господ. Острый глаз Ирмы мог приметить некоторые детали. Как и каждую женщину, Ирму распирало любопытство.
Как это будет? Где и как?
– Итак, дамы и господа, я еще раз повторяю правила нашей игры в «Сюрприз-Плезир», – с жонтийными поклонами, обращаясь в основном к мужчинам, говорил Джон, – дама сама выбирает себе первого кавалера и выполняет его желание, которое я оглашу, вынув записку из этой шкатулки…
Из-за китайского чуть трясущегося в ее руках веера Ирма разглядывала своих визави. Как же она будет выполнять их заветные и сокровенные желания? Прямо в присутствии Джона, или тот соблаговолит выйти?
Плевать на Джона, думала Ирма, она была совершенно уверена, что все это снимается на скрытые камеры.
Но ведь Джон обещал главное: ни один из участников не снимет маски и парика, и кроме того, ни один из участников игры не проронит ни единого слова, таковы правила.
– Итак, дама выбирает, – объявил Джон и застыл в ожидании.
В принципе Ирме было все равно, с кем. Ни лица, ни роста, ни фигуры партнера не угадать. Кого выбрать – того, что под бронзовым Амуром возле камина, или того, что возле напольных часов с маятником?
Все глядели на Ирму. Только музыканты медленно и увлеченно водили смычками по своим альтам и виолам.
Ирма сложила веер и решительно указала им на господина под бронзовым Амуром.
– Мадемуазель Энигма выбирает господина Игрека, – громко объявил Джон.
Он подошел к инкрустированному круглому столику и, открыв шкатулку наподобие тех, в которых в давние времена господа хранили свои любовные письма, достал перевязанное ленточкой письмо, развязал его и принялся читать:
– Господин Игрек желает, чтобы мадемуазель Энигма совершила с ним соитие путем орального соединения чресел господина Игрека с губками и с язычком уважаемой мадмуазель Энигмы.
Тишина повисла в комнате. «Ах, как это гадко и неизобретательно», – сказала себе Ирма. Она была спокойна и знала, что не дрогнула ни единым мускулом, хотя это было неважно – лицо скрывала маска.
Музыканты на какое-то мгновение взяли паузу. И после положенного числа тактов начали третью часть концерта. Рондо…
Ирма безмолвно приблизилась к Игреку. Покорно опустилась перед ним на колени и стала ждать, покуда тот стянет тонкие белые перчатки. Когда он освободил от них руки, она почти узнала эти ладони… А когда они, эти ладони, легли ей на грудь…