Двадцать третья не знала, что жизнь может быть иной. Весь её мир ограничивался стенами колонии, а люди казались ей богами, на которых даже смотреть без разрешения нельзя. Она — выходец из Инкубатора, а для них такое мнение о людях и окружающем мире было в порядке нормы.
Каждая колония была оборудована собственным Инкубатором, где и рождались новые особи. Семей у тварей не было. Матери не воспитывали детей; дети не знали о существовании отцов. За воспитание молодых особей отвечали специально обученные люди, которые с самого рождения внушали тварям мысль о том, что они просто вещи, а люди — их боги, чьё слово — закон. Инкубатор покидала трудоспособная особь десяти лет от роду со святой уверенностью в сердце, что она рождена лишь для того, чтобы служить людям.
Выходцу из Инкубатора сложно поверить, что где-то за пределами родной колонии есть совершенно иной, неизведанный мир. Для такой особи выход за пределы подземелья равносилен путешествию на другую планету.
Поэтому, когда после завтрака пяти мужским и пяти женским особям приказали выстроиться в шеренгу и объявили, что все они отправятся во внешний мир на встречу с благотворителями, ТБж-1723 одновременно обрадовалась и пришла в ужас.
Она подумала, что оказалась рядом с этими особями по какой-то нелепой случайности, и не догадывалась, что её собратьев посещали схожие мысли. Они все считали себя недостойными встречи с великими и всемогущими благотворителями.
О благотворителях твари слышали достаточно. Их колонию содержали только за счёт средств, собранных этими людьми. Говорили, что благотворители стремятся улучшить условия содержания тварей, поэтому каждая особь думала о них с затаённым восторгом.
Благотворители были их единственной надеждой на лучшую жизнь. Их защитники. Их спасители.
Увидеть их воочию — большая честь. И её, Двадцать третью, этой чести удостоили.
Шеренга потянулась к главному выходу. Впереди, по бокам и в самом конце шли солдаты. ТБж-1723 хоть и привыкла к их присутствию, потому что в колонии они были повсюду, но всё же побаивалась их. Давным-давно, когда она была ещё маленькой, ей случилось увидеть, как обезумевшая от голода особь мужского пола вдруг напала на одного из солдат. Безумца быстро привели в чувство посредством вереницы крепких ударов дубинки по лицу и пояснице, и после этого его никто не видел.
Но на репутации колонии этот случай никак не отразился. Он был единичным; все остальные особи вели себя настолько покорно, насколько были способны.
Рядом шёл ТБм-1745, который с немым восхищением во взгляде озирался по сторонам. Двадцать третья видела, что ему хочется что-то сказать, но он не мог даже рта раскрыть — опасался гнева солдат. Страх перед людьми в форме ему привила предыдущая колония, где избить могли за любую, даже незначительную провинность. Однажды самому Сорок пятому от них досталось, причём так сильно, что он до сих пор слегка прихрамывал.
Его бритый череп слегка поблескивал в холодном свете ламп, разместившихся под самым потолком подземелья. Широко раскрытые голубые глаза смотрели вперёд, а на лице застыло выражение неподдельного восторга. ТБж-1723 была готова поклясться, что выглядит точно так же, как и её товарищ.
Лестница наверх казалась бесконечной, но Двадцать третья точно знала, что каждый шаг, каждая ступенька приближают её к встрече с великими благотворителями. Когда она думала об этом, её сердце буквально разрывалось от восторга и волнения.
Коридоры везде были одинаковыми. Белые стены, холодный пол, яркий свет ламп, от которого слезятся глаза. Но чем дальше шла шеренга тварей, тем сильнее Двадцать третьей казалось, что воздух как-то неуловимо поменялся. Она не могла понять, что именно с ним не так. Не знала, как это называется. Однако это ощущение ей нравилось. Оно было непривычным и таким чудесным, таким необычным, что хотелось выйти из шеренги и закружиться на одном месте. Правда, ТБж-1723 понимала, что такое поведение вряд ли кто-то поймёт и оценит, так что ей оставалось лишь послушно шагать дальше, к тяжёлым металлическим дверям.
За этими дверями поджидал совершенно другой коридор. По одной его стороне тянулись большие прозрачные прямоугольники, за которыми виднелось нечто ярко-зелёное и мохнатое. Тут уж все десять особей встали, как вкопанные, и замерли точно напротив этих прямоугольников.
Большую часть каждого прямоугольника занимал голубой потолок с огромной лампой где-то в вышине. Она была совсем не такой, как в подземельях колонии. Лампа источала совсем другой свет. Более тёплый, что ли. Свет этот бил прямо в стеклянные прямоугольники и ложился по напольному покрытию коридора яркими пятнами. ТБж-1723 тихо вздохнула: смотреть на всё это буйство красок она могла вечно.