Солдаты, стоявшие по бокам, жестом приказали двигаться дальше. Нехотя, шеренга зашевелилась. Покидать этот коридор ужасно не хотелось, ведь все боялись больше не увидеть этих чудесных прямоугольников с непонятным назначением. Но у поверхности было припасено для гостей ещё много сюрпризов.
Следующим пунктом назначения стал огромный, просторный зал с небольшим возвышением около одной из стен — солдаты назвали это возвышение «сценой» и приказали особям на неё подняться.
На сцене уже кто-то стоял. Это была несколько полноватая женщина в красивых ярких одеждах, с огненно-рыжими кудрями на голове и чем-то красным на лице. Она приветливо улыбнулась тварям и поманила их к себе. Те, робко глядя на неё, осторожно прошествовали по сцене, вздрагивая от каждого шороха. Все они стеснялись даже лишний раз взглянуть на женщину. Это казалось им каким-то кощунством.
А потом, когда шеренга остановилась, ТБж-1723 посмотрела вперёд и почувствовала, как перехватило дыхание.
Со сцены открывался вид на весь зал, и там, в зале, так невероятно близко сидели люди. Двадцать третья подумала, что она ещё никогда не видела кого-то настолько красивого, как эти благотворители. У них были мягкие, пышные тела, розовые щёки, искрящиеся глаза, густые волосы, пёстрая одежда. На их фоне бритоголовые тощие твари с обрезанными крыльями, облачённые в уродливые серые робы, казались совсем убогими. Двадцать третьей даже стало слегка стыдно за свой внешний вид, но ничего поделать с этим она не могла — вот ей и приходилось лишь стыдливо прятать взгляд.
Женщина на сцене начала говорить, и ТБж-1723 с удовольствием прислушивалась к каждому её слову. Грех было не прислушаться, ведь она говорила о таких потрясающих вещах! Говорила о борьбе за права тварей; о том, что нужно непременно улучшить условия их жизни, потому что они этого заслуживают. Говорила о том, что фильм о тварях вот-вот выйдет в прокат, и в магазинах появятся книги. Говорила, что общество почти готово принять тварей, настолько сильно отличающихся от обычных людей — на самом деле, как сказала женщина, никаких различий не существовало. Все они были одинаковы.
Твари слушали это, затаив дыхание, и свято верили в каждое слово своей спасительницы.
Никто им не сказал, что никакой фильм о тварях так и не выйдет. О них не пишут книг. О них знают ничтожно мало, а те, кто знают, искренне рады существованию подземных колоний. В конце концов, некоторые снисходительно признают, что если бы не твари, то современная медицина не продвинулась бы так далеко.
ТБж-1723 ничего не знала об этом. От восторга, переполнявшего её, она едва-едва дышала и старательно боролась с желанием схватить прекрасную женщину за руку, прижаться щекой к её ладони — хоть как-нибудь выразить свою безграничную благодарность этому человеку.
Но никому из них не разрешили даже слова сказать. Тварей повели обратно к коридору. Обратно в подземелье, далеко-далеко от этого прекрасного зала, прозрачных прямоугольников и людей — настоящих, живых.
ТБж-1723 сложно было сказать, о чём она вообще думала в этот момент. Она вдруг покинула общий строй и понеслась прямо к той самой рыжеволосой женщине, к своей спасительнице. Её лицо перекосилось от ужаса, а когда Двадцать третья упала перед ней на колени и вцепилась в её мягкие, полные руки с разноцветными камнями на пальцах, она завизжала.
— Уберите! Уберите это от меня!
Двадцать третья, заглядывая ей в глаза, исступлённо шептала, как сильно ей восхищается и как сильно благодарит её за всё то, что эта женщина делает для тварей. ТБж-1723 не чувствовала собственных губ; ей даже казалось, что она не говорит, а едва шепчет. И, тем не менее, она благодарила женщину от всего своего хрупкого изуродованного сердца.
Солдаты подхватили её под руки и попытались оттащить в сторону. Посыпались ритмичные удары тяжёлых дубинок. Прямо по голове, отчего она вся стала гудеть так, словно собиралась с минуту на минуту разорваться на части. Перед глазами замерцали яркие пятна всех цветов радуги, сквозь которые Двадцать третья каким-то чудом всё же смогла разглядеть несколько чёрных капель собственной крови. В горле встал ком, но она всё равно продолжала кричать и умолять женщину о спасении.
Больше Двадцать третья никому не могла довериться. Она верила, что этот человек способен изменить её судьбу. Продолжала в это верить даже тогда, когда её избивали прямо на сцене.
Когда стало понятно, что всё зашло слишком далеко, ей просто скрутили руки за спиной, ткнули носом в грязный пол и ударили током. Беспомощное тело поспешно оттащили в сторону, как будто его присутствие на сцене было чем-то постыдным. Сразу же после этого на сцене нарисовался уборщик и в два счёта уничтожил все следы пребывания Двадцать третьей в этом зале.
Остальных тварей отправили обратно в подземелье. Репутация колонии слегка пошатнулась, но, в общем-то, всё было точно так же, как и прежде. Хуже не стало, да и лучше тоже. Слова благотворителей стали напоминать тварям безобидную сказку.
Что же касается рыжеволосой женщины, то первым делом после того, как обитатели колонии покинули помещение, она, смешно переваливаясь и кряхтя, заспешила в туалет, где принялась старательно смывать какую-то невидимую грязь со своих увесистых, жирных рук с пальцами-сосисками, перетянутыми массивными кольцами.