Конечно, эти двое. Коулмэн и Бетти. Причем Коулмэн, похоже, старшой. Подполковник вычислил их еще при разгрузке самолета. Остальные явно знали, что делают, перебрасываясь короткими репликами на английском с МЧС-никами и работая слажено, эффективно и без лишних движений. Эта парочка очень старалась вписаться в общий ритм и делала это на удивление хорошо. Хорошо — но не безукоризненно. Кроме того, прилетевшие с репеллентом ребята раз-другой автоматически оборачивались на русские реплики или фразы, с улыбкой пожимая плечами. Sorry, don't speak Russian[2]. Эти двое не реагировали вообще. Как не среагировали и на произнесенное Бардиным: «Интересно, что же вы там варили на своих болотах…» Ну да. Понятное дело, по-русски они ни гу-гу. Хотя трое из американцев-спасателей обернулись на его слова, снова пожав плечами. Sorry.
В принципе, двое из одиннадцати — нормально. Девять все-таки не по тому же ведомству. Могли бы и в обратной пропорции команду замесить.
Он наклонился к сидящему впереди «спасателю» — Джо Коулмэну.
— Сигареты не найдется?
Тот повернулся, старательно изображая недоумение. Потом все-таки среагировал:
— Oh, a cigarette? No, sorry. I don't smoke.
— It's OK.Thanks anyway.[3]
Бардин впервые заговорил в их присутствии по-английски. Ну да теперь-то чего ж прятаться. Всем и так все ясно. Вот они мы. Вот они вы. Уже проще.
— Здоровье бережешь, дружище, — произнес подполковник уже по-русски. — Это правильно. Здоровье надо беречь.
На затылке Коулмэна не дрогнул ни один волос.
Телешов зашнуровал ботинки и выпрямился. Эх, сейчас бы зеркало. Интеллигент в камуфляжке — небось, то еще зрелище. Хорошо хоть, без очков. Он искоса взглянул на Пашиняна, но на жизнерадостном лице майора не промелькнуло ни тени иронии.
— Ну как? — Телешов повернулся в одну сторону, потом в другую, демонстрируя костюм.
— Отлично, Сергей Михайлович! Как будто всю жизнь в строю!
— Ну, всю не всю… Но, будем считать, в строй встал. — Телешов скосил глаза на плечо. Ни тебе звезды, ни даже лычки.
Пашинян словно прочитал его мысли.
— Лычки вам, вроде, по возрасту несолидно. А звезды — их у нас министр раздает. Если бы от меня зависело…
— Нормально. — Телешов улыбнулся. — Какой из меня сержант. Тем паче полковник.
Оба они умолкли, вслушиваясь в предрассветную суету — не слишком громкую, но до густоты насыщенную самыми разными звуками, необычными и тревожными в столь ранний час. Сергей вслед за Пашиняном выбрался из крытого грузовика и осмотрелся. Огни автомобилей, проблесковые маячки, снующие во всех направлениях фигуры.
— Интересно — когда. — Он произнес это без всякой вопросительной интонации.
Майор вытащил из нагрудного кармана пачку сигарет и протянул Телешову. Оба закурили.
— Гораздо интереснее — как, — задумчиво сказал Пашинян. — От этого зависит ой как много.
— У нас приказ, — терпеливо объяснял милицейский сержант. — Вот поступят распоряжения, уже вот-вот, и станет ясно…
— А сейчас тебе что неясно? — взъярился детина. — Ната, ты слышала? Домой, говорит. Идиоты хреновы!
Сержант посмотрел на стоявших неподалеку МЧС-ников, ища у них поддержки. Детина вынул из кармана ключи и направился к серебристому «Шевроле Лацетти». Милиционер преградил ему путь.
— Давайте не нарываться, — стараясь казаться грозным, сказал он. — Кроме спецмашин здесь ездить никто не будет. Мне что, — он ткнул пальцем в висевшую на груди рацию, — омоновцев вызывать? Могу.
— Охереваю… — Детина помотал головой. — Не страна, бля, а концлагерь. Из своего дома на своей тачке…
Он оценивающе посмотрел на мента. Тот явно проигрывал в сравнении с почти двухметровым верзилой.
— Имел я и твои распоряжения, и твою власть. Свалю я отсюда хоть через твой труп. Я тебе серьезно говорю. Ната, — он нажал на кнопку брелка, и сигнализация на машине пискнула, открывая двери. — Давай, садись. А твой ОМОН пока допрыгает, я уже к Новгороду подъезжать буду.
— Подъезжать ты будешь к кладбищу, — раздался позади детины спокойный голос.
Детина обернулся.
— Либо же, — продолжал Кремер, не повышая голоса, — сделаешь все, как хороший мальчик. Как вот сержант рекомендовал. Берешь Нату подмышку — и домой. До особого.
— А иначе?
Майор пожал плечами.
— А иначе беру я, скажем, булыжник, — он нагнулся, подняв приличного размера камень с клумбы. — И…
Кремер изо всех сил запустил булыжник в заднеее стекло «Лацетти», сразу же развернувшись в сторону хозяина машины. Грохот от удара раздался одновременно с возмущенным воплем верзилы.
— Ты сюда смотри, — ласковым голосом сказал майор. — В глаза мне смотри. На тачку смотреть не надо. Ее ремонтировать надо. Но и опять-таки не сегодня.
Детина хватал ртом воздух, багровея от злости.
— Второй булыган, — продолжал Кремер, — а их тут хватает, сам видишь, идет в лобовое стекло. Ну а третий — в детстве-то, из которого ты еще не выполз, до трех считать положено — прямо в лобешник, но уже не машине, а владельцу. Или вместо того язычок укорочу, сантиметров на десять, под самую сурепку — раз уж мама не научила, как со взрослыми людьми разговаривать.
Он расплылся в лучезарной улыбке.
— Ну, веришь мне? Или еще сомневаешься? По глазам вижу, что веришь.
Верзила молча кивнул.
— Молодец. Я же сразу понял, что ты только с виду тупой. А так-то соображаешь. Ну а теперь быстренько. Домой. И ты, Натуля, не отставай.
Парочка в одно мгновение растворилась в подъезде.
— Спасибо, товарищ майор, — смущенно произнес сержант, переминаясь с ноги на ногу.
— Да не за что, — скромно отозвался Кремер. — На будущее только учти. Вон у тебя кобура. В ней пушка. Так эта пушка у тебя из говна, что ли?
Сержант хмыкнул, смутившись еще больше.
— Будет еще такой правдоискатель — суй в рожу! С намерением применить! Тебе Родина эту штуку доверила — так для чего-то же?
Майор осмотрелся. Несколько ментов и МЧС-ников, не очень старательно пряча улыбки, следили за разговором.
— Это и вас касается, голубки. Понятно, что мера такая экстренная. Но ведь и ситуация тоже. — Кремер помолчал. — Конечно, народ нам сейчас пугать не с руки. Этого им сегодня еще отсыплют.
Он обвел взглядом парней в камуфляжках.
— Но и выеживаться никому не давать! И так не давать, чтобы и других, — он ткнул пальцем в сторону окон, откуда со всех сторон на него смотрели люди, — тоже выеживаться не тянуло! А то тут такое цунами начнется, что гаси свет.
Он снова помолчал.
— Подождем. Уже скоро. Тогда и ясно будет: кого наружу, как наружу, с кем наружу. И куда наружу… Скоро уже.
Мостовой выслушал полковника и, коротко кивнув, прошел в глубь штаба, к столу. Зинченко остался стоять в дверях.
— Дмитрий Павлович, — обратился Мостовой к седому генералу. — Надо запускать громкоговорящую.
— С каким инструктажом? — нахмурился тот. — Ведь еще не решили.
— С главным на пока. Оставаться в квартирах до особого. Ребята сообщают, что там и сям перепалки возникают. А мы к тому же еще и не знаем, в каких подъездах змеи могут на лестницах обретаться.
Генерал Голышев раздумывал. Взгляды присутствующих были обращены на него. В этой катавасии, подумала Алина, не решает и всесильная ФСБ.
Она поежилась. Не хотелось бы сейчас быть в одной из этих квартир.
Наконец Голышев отрывисто кивнул.
— Хорошо. Текст?
Зинченко сделал два шага вперед и, вынув бумажку из нагрудного кармана, протянул ее московскому начальнику. Тот пробежал написанное глазами и вручил оператору, сидевшему у станции связи.
— Передать всем. Машины на позициях? — Он обращался к полковнику.
— Так точно, — ответил Зинченко.
— Значит, синхронное по всем машинам включение громкоговорящей через… — Он взглянул на часы. — …три минуты ровно.