«Так зачем же…» — начала было я. Но он меня одернул, приложив палец к губам: «Затем, чтобы не мозолило глаза. Центр города, разве не понятно?» У меня не было больше сил для каких-либо мыслей и чувств. Да и делать теперь здесь мне было нечего. С трудом выговорив адрес, я дала себя увезти.
Глава 13. «Редкий экземпляр»
Утро следующего дня было самым обычным — пила кофе, отказывалась от очередного предложения Алевтины поучаствовать в благотворительной акции. «Нет, спасибо, Алевтина, я и так помогаю нуждающимся, но анонимно. С акциями, разрекламированными прессой, решила не связываться. Там где пресса, там плохо пахнет». «Ну так душитесь, — продолжала настаивать Алевтина, — мы вам подарим парфюмерию от Риччи, Гуччи, Туччи! Алкоголь подарим, для снятия стресса. В 18:00 надо быть в Центре Запашного». Но я не поддалась.
До нее ли мне теперь? Все мои мысли занимала Лиза. Знает ли она о девушке, так на нее похожей? Знает ли, что ее имя все еще звучит в эфире и рекламируется в прессе и на афишах?
Мне нужно было связаться с Лизой. «Где ты, Лиза, почему молчишь?» — взывала я к ней. Но она не выходила на связь. Я пыталась думать о ней, потом, наоборот, расслаблялась, надеясь на внезапное ее появление в моем сознании, но безрезультатно. Да и как расслабиться, где? — если любимое дерево было вчера спилено, пока я летала в своих видениях. Атака на все живое последнее время приобрела воинствующие формы. Но как-то надо было закаляться. Нельзя сдаваться! Хотела было поболтать с Винни, поделиться с ним размышлениями, насчет произошедшего накануне, но он со вчерашнего вечера не отвечал на звонки.
И я пошла на прогулку с Потапкой. Гулять пришлось во дворе среди пластиковых деревьев, которые насадили возле новых отстроенных домов. Старые дома снесли вместе с деревьями. «Неужели эти, искусственные, лучше, — думала я, озираясь, — неестественные яркие цвета и выверенные геометрические линии стволов…» Прогулка спровоцировала еще более мрачные мысли.
«Что-то надо делать… Надо понять, что происходит. Работы нет. То, что предлагается, — на это нельзя соглашаться. Это просто невозможно играть, это измена себе, это инвалидность. Да ни я, ни Винни, просто не приспособлены к лживым улыбкам и общению с одушевленными предметами, которые зарабатывают на нас деньги. Мы пробовали, все заканчивалось скандалом и бегством. Мы заболевали. Винни что-то писал, потом пил. А я звонила и извинялась, придумывая оправдания. Разве можно объяснить антрепренеру, что у меня аллергия на вранье и воровство? Они даже не понимают, что такое вранье, для них — это среда обитания. Но может, дело не в них, а в том, что происходит смена эпохи Рыб на эпоху Водолея? Все манускрипты предупреждали: идет подготовка к появлению новой человеческой расы. Очевидно, старую расу при этом должно так трясти, как трясет сейчас нас? А люди-предметы, люди-зрители и люди-звезды, неужели они и есть нарождающаяся новая раса? Скорее это издержки переходного периода, мутация, которой подвержены слабые. Они не выдержали искушения иллюзией, порожденной кинематографом, телевидением, кибер-реальностью. Человеку дали зеркало в виде экрана, но не для того, чтоб он строил гримасы и врал, а чтобы разглядел свою сущность. А он остановился на разглядывании своего физического двойника в отражении. Полюбил его. Завел с ним роман. И даже не догадывается о том, что экран фиксирует энергию души и духа. И сохраняет память о том уродстве, которое ему показали. Зеркало, подаренное обезьяне! Да обезьяна намного лучше — проще, непосредственней. А вот люди совсем не непосредственные. Они передоверили роль Всевышнего режиссерам и продюсерам. Неужели они не чувствуют опасности своего положения? Надо что-то делать. Надо попытаться.
Самое время пойти к депутату с какой-нибудь соседкой. И рассказать, что случилось в нашем переходе. Вступиться за оставшиеся деревья, за птиц, за собак и еще живых людей. Вопрос в том, — с какой из соседок? Кто свободен в рабочее время?»
Мысленно прикинув все возможные варианты, я остановилась на Мандарине. Представила, как она разгуливает по квартире в длинном пеньюаре и беседует с десятью своими кошками. Ей — то я и позвоню. Мандарина обожает скандалить — это доставляет ей удовольствие. И еще она защитница прав животных.
Зовут ее, конечно, Марина, а я ее прозвала Мандариной — за страсть к мандаринам. Хотя точно так же ее можно было назвать Кошкина мать.