Пошел дождь и так же внезапно кончился. Я долго брела по маленьким улочкам, заглядывая в лужи и перешагивая через свое отражение в них, пока не дошла до бульвара. Села. Стала думать о цирке шапито. А может, и нам с Винни пора играть там… Еще месяц без работы, и станем бродячими артистами. Представила, что мы с Винни можем делать в шапито. Ну, Винни найдет что. Он создан для шапито. Будет разговаривать с птицами. А я — показывать фокусы, дрессировать Потапку или развлекать публику в качестве медиума? Да и зрители шапито — это дети. Их и зрителями теперь называть не хочется. Это просто сообщники по радости. Слава богу, дети еще не завербованы… Хотя и они в опасности. И до них дотянется зоркое око эфира.
Словно подслушав мои мысли, на соседней улице появилась группа детей. Они шли парами, во главе с седым долговязым типом. Приглядевшись, я заметила, что это были двойняшки. Целый отряд двойняшек! Ну вот, конечно, — и здесь двойственный принцип! Как же им избежать тиражирования, если он заложен в их сознании с рождения? Начнут разыгрывать учителей, родителей, любимых — подменять друг друга и разделят одну жизнь на двоих…Так и не узнав, что было каждому из них предназначено в одиночку? Седой, возглавлявший шествие двойняшек, взмахнул рукой и двойняшки, принялись хором повторять свой гимн:
«Двойняшкам везде у нас дорога, Двойняшкам, везде у нас почет! Мы вырастем в два чуда телебога, мы вам удвоим счастье и приплод!»
Шествие двойняшек замыкал еще один взрослый, — тоже седовласый тип, копия того, кто шел во главе группы, только чуть ниже ростом. «Молодцы, что и следовало доказать», — со вздохом заключила я, когда процессия скрылась из виду. Мой взгляд упал на лежавшую на лавке книгу. Я взяла ее в руки. Это был Набоков. «Лолита». Открыла первую страницу и стала читать свое любимое вступление. «Лолита, свет моей жизни. Огонь моих чресел. Грех мой. Душа моя. Ло-ли-та. Кончик языка совершает путь в три шажка по небу, чтобы на третьем толкнуться о зубы. Ло. Ли. Та.»
Я отложила книгу. Конечно, любовь верит и живет идеей своей уникальности. Сама суть любви — это ее неповторимость. Это выпадение из нормы, исключение. Аномалия. Не было бы идеи уникальности, незаменимости — не было бы любви. Разве любящий не верит в то, что его любимая или любимый неповторим? И само чувство — один-единственный шанс в вечности?
Мне стало грустно и холодно при мысли об упразднении любви и удвоении всего и вся — два Потапки, два Винни… Я взмолилась, глядя на взошедшую Луну: «Винни! Береги себя. Не поддавайся ни на какие провокации. Не будь так доверчив. Сохрани себя, ведь ты для меня один!»
«Ты у меня одна, словно в ночи Луна!» — отозвались два голоса под перебор гитары.
В наступившей внезапно темноте шла, обнявшись, парочка. Словно два заговорщика, которые выходят из дома, только под покровом ночи, пряча свои лица от посторонних. Я поднялась и пошла за ними.
Глава 16. «Встреча»
Шла-шла за парочкой… Потом они попрощались на перекрестке. Парень побежал вниз по лестнице перехода, оставляя эхо своих шагов, и вскоре скрылся. А девушка еще стояла какое-то время. Ее фигура то вспыхивала в луче фар, то снова погружалась во тьму. Кажется, она никуда не спешила, а может, и вовсе не знала, куда ей идти. Неподвижность ее силуэта казалась неестественной. Но вот она вышла из забытья и застучала по мостовой каблуками. Судя по звуку шагов, она шла мне навстречу. Где-то рядом затарахтел мотоцикл. Он выехал из соседнего переулка и, поравнявшись со мной, обдал дождевой водой из лужи, заставив меня зажмуриться и выругаться. Когда я открыла глаза, мотоциклиста и след простыл. Только облачко дыма из выхлопной трубы все еще таяло в воздухе, заслоняя лицо подошедшей совсем близко незнакомки. Когда облако рассеялось — передо мной стояла Лиза.