«После успеха первых серий фильма с моим участием мне тоже надели на голову диадему. Меня запустили как проект. Я должна была все время повторять: «теле — дом», «теле — счастье», «теле — любовь», «теле — хозяин». Мне становилось все хуже и хуже, и тогда у меня начались приступы. Каждый раз, когда я произносила слово «счастье» и «люблю», меня начинало тошнить. Я бежала к ближайшей урне и выплевывала мутную слизь… Иногда я не успевала найти урну, и меня рвало прямо на глазах посторонних. Когда я попыталась разорвать долгосрочный контракт, продюсеры испугались. Если имидж создан, приносит им успех и деньги, тебя уже не отпустят. Сопротивление грозит гибелью. Что со мной и случилось».
Она посмотрела на меня, чтобы убедиться в том, что я ей верю. В ответ я протянула ей ладонь. Теперь мы сидели, сцепив руки, как две половинки одного существа. Прошло несколько молчаливых минут, наполненных для каждой из нас каким-то своим смыслом и ощущениями.
Глава 17. «Контракт»
«Что было в этом контракте?» — мой вопрос нарушил молчание.
«По контракту ты должна ежедневно давать интервью. Мало есть, много работать. Не иметь личной жизни за пределами кадра. Уметь разговаривать с камерой, как с живым человеком. Совершать перед камерой одни и те же действия и повторять одни и те же слова по десять раз, по команде «начали». Передвигаться и замирать в оговоренных позах, на заранее проставленных метках. Не моргать, если снимают крупный план. Овладевать в кратчайшие сроки навыками других профессий — прыгать с шестом, боксировать, кататься на коньках, управлять самолетом и даже минировать местность. Не высказывать собственного мнения по поводу происходящего. Раздеваться публично. Быть нечувствительной к погодным условиям. Целоваться с незнакомым человеком, если этого требует роль. Улыбаться по любому сигналу. Любить главного режиссера, если он этого хочет. И прекращать любить его, если он этого не хочет. Но во всех интервью благодарить его за то, что он тебя открыл. И восхищаться им. На всех съездах поддерживать его и выходя на сцену, объясняться ему в любви. Просить его быть всегда твоим режиссером. И отдельный пункт — чувство страха. Ты должна всегда бояться того, что тебя лишат работы. Что тебя вычеркнут из телевизионной, артистической, клановой жизни. Ты присягаешь — всегда бояться. У этого контракта было еще много пунктов. Контракт был долгосрочным».
Я слушала Лизу и думала о себе. Мне, конечно, тоже приходилось заключать контракты. И многие пункты, перечисленные Лизой, были хорошо знакомы — они составляли часть актерской профессии. Но я не была медийным лицом, она была права. Каждый мой шаг не преследовался журналистами и не освещался в прессе. Да и повода давно не было. Я раздавала автографы за фильм «Лютики-цветочки», но делала это почти автоматически, стараясь побыстрее сбежать, как если бы я ставила свои отпечатки пальцев в милиции, а не автограф. Зрителей я побаивалась. Между моим существованием в профессии и Лизиным была существенная разница. Теперь актерам не надо было копаться во внутреннем мире их героев, искать мотивировки тех или иных поступков. Но самое главное — все реже надо было кого-то играть вообще. Достаточно было просто заявить о запуске проекта — спектакля или фильма, и начать его рекламу в прессе и на телевидении. Никого не интересовало — был ли спектакль или фильм когда-либо поставлен. Достаточно было стать информационным поводом. Лиза участвовала в шоу-бизнесе, а то, чем занимались актеры старшего поколения, к шоу и бизнесу не имело никакого отношения. Но, может, мы с ней все усложняли? Кто-то относится к этому проще?
«Лиза, — спросила я ее, — ведь это приятно, когда ты в центре внимания. Возможно, создание имиджа — очередная игра?»
Лиза замотала головой: «Нет! Одно время я надеялась как-то проскочить, но вскоре поняла, что все намного опаснее, чем кажется. Посмотри на этих несчастных людей, которые отзываются на крики: «Богиня!» «Королева!» «Лучезарный!» «Царь!» Они не могут пройти, чтобы не оставить отпечатков пальцев на пешеходной дорожке! Тут же переименовывают ее в «аллеею славы». Пачкают прохожих своими автографами… И такие неадекватности…»