Но вот его лицо приняло сосредоточенное выражение, и я поняла, что нужно воспользоваться моментом и выяснить главное, — что он собирается предпринять.
«Дико… начала я издалека, — вы все понимаете, как никто, знаете, какое зло, этот Массмедийкин, и ничем не можете помочь, даже самому себе!»
«Могу, иначе я бы не разговаривал с вами», — он как будто ждал этого вопроса.
«Так что можно сделать?» — спросила я.
«У нас есть два пути. Первый, — это скомпрометировать Массмедийкина в глазах зрителей, которые придут его чествовать».
«Чем мы можем его скомпрометировать?» — с некоторым недоверием спросила я.
«Его же оружием, — хитро улыбнувшись, отвечал Богородский. — Показать документальный фильм о его жизни. Включить туда выброшенные им кадры. Это произведет шок., мы на это рассчитываем. Реальная его жизнь не соответствует той версии, которую он создает о самом себе. Зрителей настолько приучили к его идеальному образу: он не болеет, не сморкается, не справляет естественные нужды, не бывает жестоким, только рассуждает об искусстве! — реальные кадры свидетельствуют о прямо противоположном.
Он так любит свой толчок в доме, что сочиняет ему оды. «О, мой толчок, ты вылеплен из мрамора, твои глубины знали разрушительные войны, и гром гремел, и молнии сверкали, ты сдюжил все…» — и так далее. Полный идиотизм! А так как он повернут на фиксировании всего на камеру, то снимает, как сам испражняется. Поставил себе цель — чтобы его экскременты были только геометрической формы… желательно кратные двум, — это требует неслыханной ловкости, становится своего рода искусством. Он же верит, что все в нем должно принадлежать искусству! Потом смотрит отснятую пленку. И тренируется дальше Странно, что он еще камеру не вмонтировал себе в член! Простите, при даме…»
«Ну что вы… я вас слушаю не как дама, а как аноним, продолжайте!» Ситуация не располагала к юмору, хотя поводов было предостаточно.
«Или сидит в своей монтажной, — продолжил он, — смотрит архивные съемки, там собраны все возможные человеческие эмоции. И отрабатывает слезу. Он уже и лук пробовал резать, и щипал себе веки — она у него не катится. Ругается, пыхтит: «Как они это делают?» Или еще — не дает ему покоя такое чувство, как сострадание. Что за фрукт, с чем его едят? Он разглядывает наиболее выразительные лица прошлого на фотографиях или полотна старых мастеров, которые у него висят, и гримасничает, брови поднимает, углы рта опускает вниз… И по слогам повторяет на разные голоса: миленькая, миленький, люди, бедненькие вы мои, актерчики… чем вам помочь? Но ничего не получается, и тогда он срывается на эти безмолвные портреты: «хватит попрошайничать!». Еще все время смотрит пробы одной актрисы, она должна была играть любовную сцену и так переживала, что умерла прямо на площадке. Это дело замяли, но убил ее он. Она говорила в кадре «Умираю., умираю от любви, я умираю!» А он все «Мало, мало!» Так вот, он снова и снова просматривает пробу и разговаривает с ней: «Нет, ну конечно, мало! Лицо-то бледное, губы лиловые, а глаз потухший! — кто с таким глазом любовную сцену играет? Профессионалы, твою мать!» Засовывает кассеты на самую дальнюю полку, но потом снова к ним возвращается».
Я вспомнила, как Лиза рассказывала мне про монтажную комнату и при каких обстоятельствах она туда забралась. И что случилось потом. Увидела ее, сидящую на скамейке, копающую каблуком ямку в песке. И мне совсем расхотелось говорить. Но вопрос возник сам собой.
«Неужели кто-то возьмется показать этот материал в день города?» — с сомнением спросила я.
Он улыбнулся.
«Да, анонимы не сидят на месте — в его голосе зазвучали горделивые нотки, — у нас есть свои люди на телевидении. У Телеповара остались контакты, и еще актриса из «Майского дня». И эта женщина, помешанная на кошках».
«Мандарина? — обрадовалась я, — простите, это я так ее зову, она моя соседка и очень любит мандарины».
Образ неунывающей Мандарины в шляпе и перчатках, нарисовавшийся перед моими глазами, моментально взбодрил и придал куража.
«Да, я заметил — всегда приносит на встречи мандарины и жует Кто-то из ее родственников — влиятельный человек в телевизионной структуре. Она привела к нам даже депутата, с ним предстоит много работы, но он уже сломался, пару занятий, и он прозреет. Сегодня его не было на встрече, но он предупредил — придет в следующий раз».
«Такой крупный объект?» — я почти смеялась.
«Да, крупноватый».
«Так это Объектов… Мандарина все-таки его обработала!»