Моей радости не было предела. Хоть какой-то толк от моих странствий последних дней, решила я. И подумала — закончу расследование для Лизы, примусь за Мандарину — таинственная личность!
Но Богородский прервал мои мысли.
«Так что материал мы собрали. Надеюсь, нам удастся показать его в день города. А если к этому моменту его еще и выберут в Главные режиссеры, то торжества будут совмещены».
Картина, нарисованная Богородским, была слишком хороша, чтобы в нее поверить.
«А какой еще есть вариант?» — я рассчитывала на что-нибудь более надежное, чем демонстрация независимого фильма на площади.
«Второй, почти неосуществимый, — он тяжело вздохнул, — пробудить в нем сверхчувствительность, совесть будущего. Тогда он раскается во всех своих грехах. Но для этого нужно землетрясение… удар головой. Рассчитывать на это сложно. Побить мало… Это должен быть непреднамеренный удар… Да вы это лучше знаете».
«То есть шансы невелики», — подытожила я.
«Невелики. Но мы должны пытаться», — отвечал он скорее самому себе.
«А если все произойдет… как нам надо, что будет с вами?»
Я сама удивилась своему вопросу — настолько казался неосуществимым любой из двух вариантов воздействия на Массмедийкина.
Богородский погрузился в задумчивость.
«Мы станем одним целым, — заговорил он с какой-то мечтательной интонацией. — А без поддержки зрителей я смогу его победить».
Я любовалась им в эту минуту. Его борьбой с самим собой.
Между тем уже рассвело. Мы давно вышли из аллеи на широкую улицу. Она быстро заполнялась энергичными пешеходами. Зашумели машины. Пора было прощаться, а я все не знала, что сказать, прежде чем уйти. Мы остановились у перекрестка. Рядом притормозил фургон. Что-то заскрежетало и защелкало на всю улицу. Я обернулась. На крыше фургона был установлен громкоговоритель. «Пав-лова… захрипел чей-то бас, — Масс-медий-кина… в Глав-ные ре- жис-серы!.. Пав-лова…»
«Все-таки он мерзавец, этот Массмедийкин, двуличный мерзавец!» — процедила я сквозь зубы и взглянула на Богородского.
И не нашла его. Вместо него какой-то тип сверлил меня глазами и самодовольно улыбался.
«Миленькая, — обратился он ко мне бархатным голосом, — только не надо меня оскорблять! В человеке должна быть амплитуда. Иначе я был бы вам не интересен. Учтите, я меняться не собираюсь!» Он взглянул на часы: «Говорила пять минут, а прошло двадцать пять!» Отвернулся и заспешил к фургону.
Ему навстречу выбежали двое, распахнули дверцы и, дождавшись, когда он расположится на заднем сиденье, так же быстро нырнули вслед за ним. Машина тронулась с места.
«Павлов-Массмедийкин!» Громкоговоритель продолжал кричать, пока они не скрылись. Я смотрела вслед Массмедийкину. И глотала соленую божью росу.
Глава 32. «В образе»
Не помню, как побрела домой. Шла, не разбирая пути. В голове путались мысли и образы. «Раздвоение, — бормотала я себе под нос, — понятно… А кто нс раздвоен? Я сама раздвоена. Никогда не могу выбрать в магазине между синей и красной майкой, в клеточку или в горошек Как выбрать, по какому принципу? Стою и мучаюсь, пока в туалет не приспичит, тогда ткну, не глядя: «Вот эту, пожалуйста!» А Винни? Между двумя женщинами не может выбрать. Да все мужики раздвоены. Верно. Но не все раздвоены одинаково. Кто-то смотрится в зеркало. Кто-то пишет — это тоже раздвоение. Кто-то рожает детей, считая, что это их удвоение. Каждый по — своему. Все стремятся продлить себя в пространстве и во времени. А кто-то создает дублей. Это уже от характера зависит. От мерзкого характера. Только неудачник в любви мог такое организовать. Чтобы не было неповторимости, чтобы всякого можно было заменить. Интересно, звезда Е. пьет? Она хорошая. Да среди известных людей каждый пятый занимается самоуничтожением. Это исключает возможность дублирования — порченый материал! Но ведь это только каждый пятый, а остальные?! В памяти стали всплывать один за другим персонажи эстрады, певцы, общественные деятели.
Я оглянулась на идущих мимо людей. А зрители? Эти ничего не замечают. Ни искусственных деревьев, ни муляжей птиц, ни перетяжек с фото-пейзажами? Дома у себя обзаводятся искусственными пальмами и березками, резиновыми куклами вместо женщин. Манекены! Хорошо хоть душа не дублируется. От этой мысли немного полегчало, и я попыталась запеть, чтобы скрасить свой путь: «Как прекрасен этот мир, посмотри-и, как прекра-а-а-а-сен этот ми-и-ир!» Но вышло как-то неубедительно. Теперь слова песни вызывали много новых подтекстов и ощущений. И я не стала продолжать. Просто шагала домой, уже без всяких мыслей. Где-то рядом пищали тормозами машины. Ворчали и смеялись пешеходы, скандировали громкоговорители: «Сниженные цены!», «Распродажа!», «Лотерея счастья!», «Отдых всей семьей!», «Только три концерта Неповторимой!», «Иванова и Шнуркова — в главные режиссеры!», «Цветущий» — последняя и завершающая!».