У ресторана было безлюдно. Несколько припаркованных машин и никого вокруг. На дверях я увидела табличку: «Ресторан закрыт». И уже подумала, что перепутала адрес. Но решилась все-таки нажать кнопку звонка. После недолгого ожидания дверь открылась, и на пороге показался высокий сухопарый мужчина в японском кимоно. Его лицо точь в точь напоминало лицо Незнакомца, который сопровождал меня на собрание анонимов. Он поинтересовался, что мы, собственно, хотим, если видим, что ресторан закрыт. Я не нашлась, что ответить. А Винни, пребывавший в замечательном настроении, весело прокричал, что мы приглашены на банкет по случаю последнего съемочного дня, и замахал приглашением. Реакции не последовало, встречавший продолжал выспрашивать, кто мы и кто нас пригласил. Винни радостно заявил: «Бомжи!» — и продемонстрировал свои дырявые карманы. Но сухопарый все еще что-то обдумывал, держа меня тем самым в напряжении. Винни был отчаянно весел и продолжал развлекаться: «Мужик, икру давай, девочек, шампанское!» Стресс, который я испытала, заставил быстро действовать — я вспомнила про вип-карточку и принялась судорожно рыться в своей сумке. На что Винни забурчал: «Сколько раз говорил, купи нормальную сумку, в этой невозможно ничего найти!» Я тут же выудила карточку и предъявила ее загадочному типу. Но он по-прежнему не спешил — изучал, что на ней написано. В конце концов, он отступил, пригласив нас войти. Тут только я сообразила, что закрытый ресторан был всего-навсего маскировкой. Все-таки идем на банкет не просто к режиссеру, а к кандидату в Главные режиссеры. Тип в кимоно повел нас через анфиладу едва освещенных комнат в вип-зал. По углам обозначались силуэты охранников, едва различимые в темноте. Пока мы шли, я решила не разгадывать тайну сходства странного типа с Не- В знакомцем, предпочитая вести игру по у правилам данной ситуации. Вероятность того, что он «засланный казачок» в стане анонимов, нельзя было исключать. Как и наоборот, здесь он мог быть человеком от анонимов, которому нельзя было рассекретиться… Он также мог оказаться братом-близнецом. Не исключено, что я просто могла обознаться. Но вот показались освещенные двери вип-зала, которые также были прикрыты. Оттуда уже доносился сдержанный говор. Незнакомец, — так я решила его по-прежнему называть, — бесшумно приоткрыл створки и пригласил нас войти. Оказавшись в небольшом зале, в центре которого стоял длинный стол, я сразу встретилась глазами с Мандариной. Ее трудно было не заметить. В эксцентричной шляпке начала прошлого века со спадающей на глаза вуалью, узком сером костюме и черных перчатках, она беседовала вполголоса с крупным типом, в котором угадывался депутат Объектов. Если бы не большой черный баул, который висел у нее на локте, я бы решила, что Мандарина меня разыграла и просто хотела произвести фурор. Но в бауле, как я предполагала, находилась камера и мандарины. На нас обратили внимание.
«Кто эти люди?» — спросил мужчина, сидевший на противоположном конце стола.
«Бомжи, — ответил Незнакомец, — ваши актеры». «А я их приглашал?» — все так же бесцеремонно продолжал первый. «Разумеется, всех приглашали, господин Массмедийкин», — сдержанно отвечал наш провожатый. «Миленькие, ну тогда присаживайтесь. Коля-джан, — обратился он к нашему спутнику, — найди место актерам». Нас посадили в углу, попросив других гостей потесниться. Бросив беглый взгляд на приглашенных, я в первую очередь заметила анонимов. Моя бывшая сокурсница что-то разглядывала в своей тарелке. Через пару человек от нее сидел актер — тот, что говорил на собрании о гениях. Сейчас он беседовал со своим соседом, держа в руке стакан томатного сока, а может, это была «кровавая Мэри»? У противоположной стенки я узнала еще парочку — парня-наркомана и девушку, которая ревновала своего возлюбленного к поп-звезде Инге. Остальная публика, которую мне удалось разглядеть, состояла из съемочной группы телесериала «Цветущий». Все активно жевали, передавая друг другу тарелки, привставая, чтобы дотянуться до бутылок. Как и в первое мое посещение, здесь не было ничего из японской кухни, скорее интернациональная смесь, с преобладанием отечественной. В атмосфере, несмотря на разговоры и перезвон приборов, ощущалось напряжение, какое бывает до первых официальных тостов. Да и хозяин банкета, сидевший в самом дальнем углу, предоставив всем возможность непринужденно беседовать, внушал благоговение и нервную дрожь. И чем больше он демонстрировал свое радушие, тем сильнее нарастала тревога и потребность взорвать ситуацию. Но вот кто-то не выдержал и застучал вилкой по стакану. Женский голос, срываясь на крик, попросил у всех минуту тишины — все затихли. Женщина встала, чтобы произнести тост. «Предлагаю поднять бокалы за окончание работы над «Цветущим»!» По залу прокатилась волна одобрения. Она продолжала: «Не сомневаюсь, последняя серия станет настоящим подарком для зрителя, а виновнику торжества принесет долгожданную победу на выборах!» И, словно регулировщица флажком, указала своей рюмкой в направлении Массмедийкина, после чего дрогнувшим голосом предложила: «За Главного!» Все начали скандировать: «За глав-но-го!» А женщина тихо опустилась на свой стул, и что-то пробормотав, мгновенно опрокинула в себя рюмку водки, откинулась на спинку и застыла. В этой уставшей женщине я узнала Алевтину. И мне стало больно за нее. Она перекрасилась в блондинку и похудела, отчего выглядела старше. А может быть, просто сдала от такой жизни. Неужели и она его штатный сотрудник? — закралось у меня подозрение. Хотя теперь невозможно что-либо утверждать, — подумала я, — и у нее может обнаружиться своя тайная, анонимная жизнь».