Из анонимов выбрались почти все. Моя бывшая однокурсница и та девушка, что ревновала своего парня к поп-звезде Инге. И даже депутат Объектов. Недосчитались только парня-наркомана и актера, запомнившегося монологом о гениях. «Возвращаемся порознь, на всякий случай!» — заявила Мандарина, открывая свою машину. «Завтра все обсудим!» — шепнула она, поцеловав меня и Винни на прощанье.
По дороге к метро все молчали. Только Винни пытался рассказывать анекдоты. Смеялась самая юная.
Глава 35. «Чаепитие»
На следующий день, ровно в пять, я сидела у Мандарины в окружении ее десяти кошек и пила чай.
«Есть хорошая новость и плохая, — сразу перешла к делу Мандарина. — Плохая — задержали наркомана и актера. Наркоман вел съемку скрытой камерой. Актер его страховал. Их отвезли и допросили. Камеру конфисковали вместе с материалами.
Хорошая новость — их все равно отпустили. Актер стал рассказывать о своих фильмах, поставил автограф, — все оказались поклонниками. Он какого-то начальника разведки играл, так это их любимое кино. Что за работники… Ты понимаешь, в чьих мы руках? Они так любое государственное дело завалят — разложение. Ну, а дальше наркомана актер тоже взял на себя. Сказал, что тот любитель-кинематографист и хотел снять фильм в стиле «Догмы». У них же всегда такая любительская съемка, из-под полы… Поэтому, мол, скрытая камера, для большего правдоподобия. Навешал лапшу на уши… Профессиональный актер все-таки. Те поверили… На любовь к искусству можно многое списать.
Еще одна хорошая новость — у нас есть то, что я записывала на диктофон: вся болтовня невесты и Массмедийкина. Настоящий радиотеатр! В стиле «продвинутый домострой». Теперь надо монтировать».
Мандарине на колени прыгнул один из ее питомцев, и она стала почесывать его загривок, приговаривая: «Ну что, Константин, объелся, теперь мурлычешь?»
Я вспомнила про Лизину запись, которую оставляла Мандарине, и решила, что теперь, могу о ней рассказать.
«Еще есть кассета, та, что я тебе оставляла на хранение. Это тоже по Массмедийкину. Одна девушка, актриса…» Мандарина оторвала взгляд от кота. Я продолжила: «Да, именно, девушка, с которой он жил и работал… Это ее запись. Так что, приобщи ко всем другим материалам».
Мандарина на секунду задумалась, пытаясь вспомнить, о какой кассете идет речь, но тут же понимающе кивнула. Ей на плечи прыгнул еще один кот и тоже улегся. Теперь у нее на коленях лежала кошачья черная «муфта», а на плечах — кошачий рыжий «воротник».
Я спросила: «Хорошо, фильм мы смонтируем, а кто поможет с его демонстрацией?»
«Это самое сложное. Но люди есть, — отвечала Мандарина, — мой родственник, он в телекорпорации на хорошей должности, и еще кое-кто. Телеповар обещал свою помощь и актриса из «Майского дня». У нес среди телевизионного начальства есть одноклассник. Ради такого дела она собирается с ним встретиться. Он был в нес влюблен в пятом классе. Может, сработает».
«А к выборам Главного надо какую-нибудь акцию готовить?» — задала я очередной вопрос, стараясь не отвлекаться на постоянно перемещающихся по квартире кошек.
«Бессмысленно. Его выберут, — флегматично отвечала Мандарина. — Можно сказать, уже выбрали. Он же сам себя и выбирает! Все остальное только видимость — соперники, кандидаты. Все эти Ивановы-Шнурковы и прочие. Нас интересует публичное разоблачение его в День города».
Я решила уточнить: «А когда выборы? Забыла…»
На выборы я идти не собиралась, хотя повсюду агитировали. Везде висели призывы идти голосовать и обещали за это бесплатные продукты.
Мандарина взглянула на меня с упреком, словно осуждая мою рассеянность. «Запомни и больше не спрашивай, — строго сказала она, — выборы через три недели. А еще через пять дней — День города. К этому моменту мы должны успеть смонтировать наш документальный фильм».
Я вспомнил а слова Лизы, что День города и юбилей творческой деятельности Массмедийкина, приходятся на ее сороковой день. Подсчитала в уме — да, действительно совпадает.
В этот момент со шкафа за моей спиной спланировал большой белый кот. Прямо мне на колени. И стал устраиваться.
«О, это Эдельвейс! — обрадовалась Мандарина. — Погладь его, он очень любит женщин». Я стала гладить Эдельвейса. Его урчание придало моим размышлениям философское направление.
«День этого города, можно сказать, — поминки другого города. Того, которым он когда-то был. Все безвременно ушедшие — писатели и читатели, самоучки и гении, бывшие живые люди, — где они? Превратили город в лабораторию по выведению звезд и хлопающей публики. Телевизионные псевдолюди, дубли-клоны, как пластиковые пакеты и бутылки! Они же не разлагаются на биологические составляющие, а только засоряют почву. Но зато погоду на День города организуют! Будет чистое небо, вернется золотая осень. Листья на деревьях перекрасят».