Меня кто-то толкал сзади, потом вбок, как куклу, взад-вперед. Пришлось схватить крепко за руки Винни и Телеповара, чтобы нас не разорвали и не разнесли в разные стороны. Глядя на беснующуюся толпу, я чувствовала полное поражение. Крикнула Мандарине: «Мы не рассчитывали на такой эффект… они все ему простят…» Но она ничем не проявляла беспокойства, продолжая наблюдать и держа под руки актрису из «Майского дня» и Лялю Эхмадуллину. Винни улыбался. Его развлекала реакция окружающих. Только Телеповар был бледен и испуганно оглядывался по сторонам.
Конферансье попытались взять ситуацию под контроль и заговорили с публикой в свои микрофоны: «Друзья, пожалуйста, минуту тишины. Юбиляр просит слова». Им в ответ закричали: «Давай юбиляра! Давай!» Конферансье какое-то время крепились, но потом не выдержали и начали хохотать. Даже артисты, стоящие на сцене, вдруг поддались общей эйфории и стали перекрикиваться со зрителями. Они кувыркались, зарабатывая очки у орущей публики. Вот кто-то дружно стал скандировать: «Качать его, качать юбиляра!» Это включились «сырихи» пискливыми голосами. «Качать его»! — прокричала вдруг Мандарина. Ее подхватили другие. «Качать, качать юбиляра!» Массмедийкин замахал руками, попятился, но подлетевшие к нему добрые молодцы из акробатов уже поднимали его и начинали дружно подбрасывать под одобрительный гул толпы. Вокруг них образовался плотный круг из желающих подхватить эстафету. Массмедийкина качали, передавая друг другу, то одни, то другие подоспевшие артисты.
«Ребята, давайте его сюда!» — заорал вдруг Винни, вскинув вверх руки. Не прошло и мгновения, как тело Массмедийкина, распластавшись в воздухе, уже зависло над нашими головами и стало стремительно падать прямо на Винни. Я успела крикнуть: «Осторожно!» Винни инстинктивно отскочил, а какой-то охранник, наоборот, протянул к нему руки, нырнул вперед, приняв на себя падающего, но не смог удержаться под весом его тела и завалился вместе с ним.
Массмедийкин и его спаситель грохнулись прямо у моих ног. Раздался глухой шлепок — голова Массмедийкина ударилась о землю. Рядом с нами тут же появилась милиция. «Всем отойти!» — скомандовали они. И начали расчищать пространство вокруг лежащего Массмедийкина.
Мы отступили на пару шагов, но потом встали, как вкопанные, не в силах оторвать глаз от лежащего на земле Массмедийкина. Ему пощупали пульс.
Заработала рация, стали вызывать скорую.
Но вдруг он подал признаки жизни. Зашевелился. И начал подниматься. «Никто не нужен… я сам!» — произнес он членораздельно. Он медленно сел. Схватился рукой за голову. Поморщился. Заметил лежащего рядом человека. Сделал знак охране, чтобы они унесли потерпевшего.
Музыка давно смолкла, внимание всех было приковано к пятачку, на котором находился Массмедийкин. Он захотел встать и пройти на сцену. Его осторожно повели, придерживая под руки. Оказавшись у микрофона, он долго смотрел на толпу, собравшуюся на площади. Вглядывался в лица. Потом осмотрелся по сторонами увидев артистов и весь свой штат, брезгливо поморщился. Казалось, он пытался вспомнить, где находится и по какому поводу. Ему все еще трудно было говорить. Конферансье, выйдя из охватившего их ступора, решили помочь: «Слово юбиляру!» — обратились они к зрителям в свои микрофоны. Услышав, что его назвали юбиляром, Массмедийкин прикрыл лицо рукой.
«Кажется, случилось!» — сдерживая радость, зашептала я Мандарине и протянула ей руку. Она приложила палец к губам.
Но вот он собрался с мыслями и обратился ко всем:
«Учителя говорили: главное уметь резать. И я резал. Я делал дубль за дублем, стремясь получить лучший. Я мечтал снять фильм для вечности… на юбилей ожидали инопланетян, а что им показать? Нам нечего показать инопланетянам… да и не надо…
Я так устал… хочется чего-нибудь натурального… хочется тишины. Не смотрите на экран в поисках ответа.
Лучше смотрите туда! — он указал на небо. Смотрите туда — там мерцают и падают звездочки, выходит и прячется Луна…»
Все стояли, подняв головы вверх. Массмедийкин приобрел дар красноречия и увлекал толпу за своим воображением, как поэт, как маг.
«Посмотрите, как красиво это небо над головой, — продолжал свою речь Массмедийкин, — это настоящий, живой экран. Давайте помолчим и загадаем желание, как в детстве».
Как только он произнес эти слова, на небе вспыхнула зарница. Где-то далеко в городе звучала флейта и пел Градский. «В полях под снегом и дождем, мой милый друг, мой бедный друг…»
В толпе кто-то зарыдал. И под аккомпанемент флейты и одинокого плача на небе, как на большом экране, проступил образ Лизы. Она плыла по ночным облакам, босоногая, излучающая чистый свет…