Тварь была свирепой, но умела сохранять спокойствие в случае необходимости.
Добыча, выбранная ею, оставила след, и Тварь шла по нему, не обращая внимания на кровопролитие в тумане.
Ее коготь был наготове.
Битва понемногу затихала, превратившись в обычную сутолоку. Поначалу Йоганн прикрывал принца своим телом, но мальчик под шумок ускользнул. Барон молился Сигмару, чтобы у наследника Императора хватило ума держаться подальше от ножей и пожара.
- Ефимович - мутант, - сказал кто-то.
- Все верно. Я его видел. Он похож на живой огонь.
- Что?
Повстанцы быстро разочаровались в своем лидере, хотя никто не мог толком объяснить, что произошло.
Внезапно Йоганн обнаружил, что его окружают незнакомые люди. Остались Харальд и фон Тассенинки. Розана стояла в обществе норскийца, кислевита и носатой маркизы Сидонии, побледневшей до синевы. Морнан Тибальт рыдал, растирая покалеченную руку: неизвестный доброжелатель отрезал ему большой палец, наполовину сократив налог, который должен был платить министр.
Остальные участники вечеринки, устроенной де ла Ружьером, скрылись во мраке.
Милица столкнулась с ним, выходя из переулка.
- Ты, - сердито бросила она, - прочь с дороги!
Темная фигура стояла неподвижно. Затем незнакомец сделал шаг к танцовщице. Женщина попятилась. Глаза чудовища светились. Милица открыла рот, чтобы закричать…
Коготь впился в разум Розаны.
- Йоганн!- воскликнула она. - Это происходит сейчас!
Тварь вонзила коготь в живот танцовщицы, и глаза женщины затуманились.
Времени было мало, поэтому приходилось делать все кое-как.
Харальд и барон столкнулись у двери, на которую указала Розана.
Стражник выругался и помог Йоганну подняться. Розана догнала их.
- Куда? - спросил Харальд.
- В переулок. Тот самый путь, по которому мы пришли сюда.
В коридоре валялось множество тел, и это затрудняло движение.
Харальд услышал, как Розана кричит:
- Он убивает меня!
Он убивал её!
Йоганн оттолкнул кого-то в спешке, но все было бесполезно. Потерпевшие поражение повстанцы шли им навстречу сплошным потоком, оттесняя назад.
В глазах Розаны стояли слезы. Крики девушки терзали его разум.
Казалось, он сам чувствует, что происходит.
Эльзассер оглушил членов Лиги, врезав каждому из них по голове своей пикой, и после этого почувствовал себя лучше. Он отомстил если не за революцию, то хотя бы за всех «чернильниц».
Посреди каморки стояла большая пустая бочка, напоминающая ванну, а ее круглая крышка валялась подле стены.
В дальней части комнаты юноша заметил маленький квадратный лючок, запертый та засов. Скорее всего, через него вкатывали и выкатывали бочки.
Неожиданно снаружи донесся истошный вопль, который быстро захлебнулся и умолк.
Хельмут обругал себя за то, что стоял и тратил время на самолюбование.
Задвижка заржавела, однако Эльзассер сбил ее при помощи пики и навалился плечом на дверцу.
Дверь подалась, и стражник буквально вывалился на улицу, едва не врезавшись готовой в стену соседнего дома.
И снова воду окрасила кровь. Хельмут вспомнил это место. Седьмая жертва, Маргарет Руттманн.
Он увидел две фигуры в конце переулка.
Итак, номер девять.
Тело шлепнулось на мостовую, как сломавшийся манекен.
Эльзассер перехватил оружие и сделал шаг вперед.
В мгновение ока Тварь оказалась перед ним.
Молодой человек поднял пику, но убийца стиснул его запястье железной хваткой.
Тварь толкнула его, и они оба покатились в проем, ведущий в заднюю комнату.
Что-то острое вонзилось ему в живот, а затем в шею. Эльзассер скорее услышал, чем почувствовал, как чудовище перерезало ему горло.
Он потерпел неудачу. Он всех подвел.
Тварь подняла его и взвалила на спину. Ноги Хельмута ударились обо что-то деревянное, а затем юноше показалось, что он падает.
Тварь запихнула его в бочку.
Хельмут не мог встать. Его одежда пропиталась кровью, а крик застыл в глотке. Он издавал лишь булькающий звук при каждом вздохе.
Крышка опустилась, и сверху по ней несколько раз ударили бондарным молотом.
Его колени были прижаты к груди. Эльзассер сидел, скрючившись, в луже своей крови.
Перед глазами у него плыли цветные пятна.
Госпожа Бирбихлер была права: он мог умереть.
Однако перед смертью он увидел лицо Твари.
Часть 5 Природа зверя
1
Имперская комиссия официально объявила, что Великий Туманный Бунт закончился вскоре после рассвета. В действительности волнения продолжались еще несколько дней, поскольку представители разных группировок выясняли отношения, используя оставшееся у них оружие, а «крюки», не желая упускать благоприятную возможность, устроили несколько ограблений. Пожары в Восточном квартале удалось потушить только вечером, поэтому, вернувшись домой, многие люди обнаружили, что дома у них нет. По некотором размышлении Комиссия постановила, что пострадавшие сами виноваты в своем несчастье, поскольку никто не заставлял их принимать участие в бунте. По совету Морнана Тибальта, лишившегося большого пальца на одной руке, правительство не стало открывать казну, чтобы помочь бездомным деньгами на еду, одежду и пристанище. Это решение вызвало новые вспышки гражданского неповиновения. Имперские войска, поднаторевшие в усмирении бунтовщиков, подавили их с некоторой жестокостью. К концу недели число попрошаек в столице увеличилось на одну треть, и вечерами около храма Шаллии нередко происходили потасовки, поскольку жрицы милосердия не могли предоставить необходимого числа коек всем нуждающимся.
Восстание прекратилось главным образом из-за отсутствия у мятежников общей цели. Противоречивые слухи распространялись по Альтдорфу с неестественной быстротой. Однако практически сразу все узнали, что Ефимович - мутант и прислужник Сил Хаоса, который убил Ульрику Блюменшайн, Ангела Революции. Это известие стало тяжелым ударом для радикалов, и принц Клозовски написал несколько стихотворений, разоблачая дьявола в человеческом обличье, извратившего праведное дело и погубившего замечательную женщину ради своих чудовищных целей. Однако у Ефимовича осталось несколько стойких последователей, которые враждовали главным образом со сторонниками Клозовски, а не с властями. Тело профессора Брустеллина нашли на улице и похоронили за городскими стенами, возведя надгробие над могилой ученого в память о его великих заслугах. Стража предоставила революционерам решать свои споры и занялась уборкой мусора.
Было ясно, что Ульрику убил Ефимович, дабы настроить народ против императорского двора. На основании этого факта Комиссия пришла к выводу, что злодей и возмутитель спокойствия, вне всякого сомнения, является убийцей, известным как Тварь. Недовольство, которое чернь питала к аристократии, снизилось до обычного уровня, соответствующего тихому брожению, а значит, дворяне снова могли без опаски прогуливаться по окрестностям порта в зеленых бархатных плащах.
Туман рассеивался, но постепенно.
Клирик-капитан Адриан Ховен, наконец, встретился с командирами городской стражи и имперских войск соответствующего ранга, и вопросы, касающиеся полномочий каждой службы, были улажены, к всеобщему удовлетворению. Объединенное командование разработало совместный план действий, и последние проявления смуты были устранены. Беспорядки прекратились вообще, когда некая разумная сумма денег перекочевала в руки Вилли Пика, и «крюки» свернули компанию по вандализму и повальным грабежам.
Комиссия бросила попытки составить списки пострадавших во время Великого Туманного Бунта, поскольку все отчеты об убытках слишком разнились. Сообщалось, что Император Карл-Франц крайне расстроен произошедшим и призывает граждан Альтдорфа «вспомнить о древнем имперском духе и сплотиться, как того пожелал бы от нас Сигмар». Великий князь Хергард фон Тассенинк настаивал на том, что всех людей, принимавших участие в беспорядках или подозреваемых в этом, следует высечь. Однако предложение великого князя было отвергнуто как «практически неосуществимое». В конце концов, один из зачинщиков, Рикард Стиглиц, был схвачен и предан суду по обвинению в организации восстания. Ему публично отрезали ухо и бросили в крепость Мундсек. Еще девятнадцать человек попали в тюрьму по обвинению в различных преступлениях, от поджога до подстрекательства к бунту. Принц Клозовски покинул город прежде, чем стража схватила его, и продолжил сочинять стихи. Его поэма «Кровь невинных» стал классикой нелегальной литературы, особенно после того, как она была запрещена во всех городах и областях Империи.