Клетка стояла на постаменте красного мрамора, который напоминал обрезанную колонну. И колонна эта находилась в некоем месте, куда незваным гостям соваться совершенно не стоило.
В то время как джинн пытался проникнуть в гарем Алон-Ан-Салема, северный граф Ильдиар де Нот и бергар Аэрха Рожденный в Полдень устраивали погром в восточном крыле Алого дворца, чтобы отвлечь на себя внимание великого визиря, Хвали Гребин, сын Сири из Ахана, и сэр Джан Ферах-Рауд, Грифон Пустыни, и вовсе занимались откровенным разбоем.
То ли потому, что Ильдиар и Аэрха прекрасно справлялись с возложенной на них частью плана, то ли еще по какой-то неведомой причине, но у дверей опочивальни великого визиря почти не оказалось стражи. Двоих оставшихся на посту воинов визиря гном и чернокожий рыцарь зарубили у входа в покои, особо не церемонясь о вопросах чести, — попросту навалились на бедолаг со спины. Джан тут же высокопарно заявил, что рыцарь, находясь во вражьем плену, может не соблюдать благородных правил поединка, а непосредственный Хвали так и вовсе не собирался сокрушаться по поводу метода чьего-либо убийства, главное, что лежат они, эти визиревы прихвостни, не шевелясь, и кровь растекается из-под них по мраморному полу, да к тому же его больше интересовало то, что скрывается за этими резными дверями из вишневого дерева. Гном справедливо рассудил, что Алон-Ан-Салем, будучи одним из самых богатых людей Пустыни, хранит золото и драгоценности в самой глубине своей цитадели — кто мог предположить, что самой дальней частью дворца окажется опочивальня. Но почему бы не поживиться за счет их радушного хозяина — богатство даже его спальни просто не может разочаровать!
Именно поэтому, ворвавшись в покои, Дор-Тегли и чернокожий рыцарь застыли на месте всего через несколько шагов. В их оправдание стоит отметить, что тут действительно было, от чего опешить.
В полутьме опочивальни можно было различить очертания огромной кровати под пышным балдахином, на которой уместилась бы дюжина человек, а также десятки подушек и мягких валиков, медленно плавающих на поверхности пола по всей спальне. Да и пол этот был необычным. Чтобы осознать увиденное, неподготовленному человеку потребовалось бы сперва понять и осмыслить две вещи. Первое: вы только что переступили порог спальни волшебника. И второе: вы только что переступили порог спальни самого великого волшебника Пустыни. И лишь вдумавшись в суть этих двух вещей, вы бы, возможно, примирились с тем фактом, что пола в спальне, собственно, нет, а ноги в туфлях с острыми, загнутыми кверху носками ступают в клубах серой дымчатой массы совершенно беззвучно, не проваливаясь вглубь, но теряясь в ней без остатка. Дымчатая масса, как это ни невероятно, являлась облаком, высушенным при помощи магии и загнанным каким-то чудом внутрь комнаты, но не утратившим своей пышности и легкости. При этом ковер из облака покрылся густым слоем пыли, как будто ему было больше лет, чем самому Ан-Хару.
Переглянувшись, незваные гости медленно двинулись к центру комнаты, ступая на носочках и пытаясь балансировать, как будто шли они по тонкому канату. За ними оставались широкие следы в пыли.
— Не похоже, чтобы здесь было золото, — проворчал Хвали, нагибаясь и зачерпывая ладонью горсть пыли и облака.
Парчовые портьеры, развешенные повсюду, явно не скрывали за собой тайников. Столики на низких ножках были заставлены кувшинами и пустыми блюдами, но все было серым, как в затхлом и унылейшем в своей обыденности сне. Кованые светильники на длинных витых ножках напоминали согбенных горем вдов, а торчащие из центров мозаичных узоров на стенах металлические подсвечники — руки, просящие подаяния.
— Погляди… — восхищенно произнес Джан. — Кровать покачивается, будто на волнах!
И правда, кровать легонько ходила из стороны в сторону, как лодочка на водах спокойного озера. Балдахин трепетал, и с него вниз на подушки и перины сыпался серебристый водопад — должно быть, отворив двери, чужаки запустили какой-то механизм, и спальня приготовилась к достойной встрече, как она полагала, хозяина — она ожила, и даже кровать затанцевала, сбрасывая с бархатных сводов пыль.
— Покачивающаяся кровать, — перекривил друга весьма удрученный и потому очень ворчливый гном. — Лучше бы здесь были перекочевывающие сапфиры. Перекочевывающие в мои карманы!
— Это же сколько он сюда не заходил, раз здесь так пыльно!
Откинув голову на затылок, Джан с любопытством разглядывал высокий потолок, затянутый плотной темной тканью. Ткань подрагивала и шевелилась, как будто под ней по сводам ползали какие-то большие насекомые. На сетчатую стойку в углу был надет доспех, покрытый серым налетом: размеры его выглядели весьма внушительно — было очевидно, что по молодости Алон-Ан-Салем отличался довольно крупным телосложением.