Джеймс как рыцарь промолчал.
— Молчат люди, которым просто нечего сказать. — Будто забыв свои прежние слова про «правильнее смолчать», заявил старик-провокатор. — Или которые боятся собственных мыслей и слов.
— А, так вы, сэр, выходит, решили, наконец, выяснить между нами все отношения? — Джеймс поравнял своего коня со скакуном спутника. — Так я открою вам правду! Знаете ли, я стою перед нелегким выбором: с одной стороны отвечать на оскорбления и вызовы стариков, тем более совершенно выживших из ума, недостойно рыцаря, но с другой — если старик — также рыцарь, как мне не ответить на оскорбление моей чести? И как мне поступить? Вам ведь сто лет, кажется? Не меньше… Ваш, — здесь Джеймс сделал выразительную паузу, — опыт мне пригодился бы в данном вопросе. Так подскажите, в каком случае моя честь пострадает меньше: если я просто брошу вас здесь на тракте и отправлюсь дальше один, или если проткну перед этим мечом?
Старик почти не моргал, казалось, он не дышит. Джеймс перевел дыхание, и будто пелена спала с его глаз: он даже вздрогнул от собственных слов — столько оскорблений он не произнес, должно быть, за всю свою жизнь, такого дерзкого тона он никогда себе не позволял, а эти угрозы… именно это, ему казалось, бесчестило его сильнее всего. Джеймс потупился и сжал поводья так крепко, что кожа перчаток заскрипела — конечно, он никогда не обнажил бы клинок, чтобы проучить старика. Стыд начал пожирать его, словно стая болотных комаров.
Сэр Норлингтон, глядя на терзания Джеймса, вдруг расхохотался.
— Не ожидал от вас подобных слов, мой юный друг, — снисходительно заверил он. — Я-то предполагал, что вы более благовоспитанны.
— Прошу простить меня, сэр. Это недостойно, и я раскаиваюсь в том, что сказал.
Очевидно, старик и вовсе не воспринимал весь разговор всерьез, а просто занимался тем, что развлекался, подначивая наивного спутника.
— Не нужно корить себя, Джеймс, — великодушно сказал он. — Вы меня знатно повеселили. Я хотя бы узнал, что у вас есть характер, а то все заботы да ухаживания за моей персоной.
— Рад, что вам весело, — хмуро ответил Джеймс.
Старик посерьезнел и покачал головой:
— Я знаю, что вы видите меня лишь в качестве навязанной вам обузы, Джеймс, — сказал он, — и будь ваша воля, вы давно пришпорили бы коня и поскакали вперед, бросив меня, но вы из тех, кто следует долгу и обету до конца. Что с какой-то стороны, конечно, похвально. Но будь я на вашем месте, я бы, лишь взглянув на жалкого старика, который может отдать Хранну душу от любого толчка, если конь всего лишь споткнется, ни за что бы не стал его брать с собой в поход. Кто бы мне там не велел его взять.
— Я должен был…
— Ваш маг над вами просто посмеялся, Джеймс, — сказал сэр Норлингтон. — Уверен, даже при всей вашей наивной благодетели, вы не раз так думали за последние несколько часов. Ну, не мог же мудрый волшебник, который отправляет вас в столь важное и опасное путешествие, действительно навесить на вас столь бессмысленную и обременительную ношу. Как думаете, зачем он велел вам взять меня?
— Вы уже были там, куда я направляюсь? — предположил Джеймс. Старик озвучил едва ли не все мысли, успевшие его посетить. Молодому рыцарю стало любопытно, к чему же он ведет.
— Да, я был. Но дело не в этом. Точнее, не только в этом. Быть может, ваш маг не доверяет вам?
— Что? — оскорбился Джеймс. — Как вы смеете? Я предан своему долгу, своему сюзерену и кодексу рыцарского братства…
— Быть может, именно в этом все дело? — хитро поинтересовался старик.
— В чем?
— В том, что вы слишком преданы этому кодексу? Так преданы, что вас от вас же самого, Джеймс, кому-то нужно защитить.
— Что за бред?
— Ваш маг знает вас. Знает, как слепо вы чтите кодекс рыцарского братства. Знает, как вы молоды и, делая на вас свою ставку, он опасается, что слепое следование кодексу, рискует обречь все предприятие на провал, ведь… — не перебивайте меня, вы же рыцарь! Где ваши манеры? — ведь он, ваш этот маг, живет на свете долго, он видел, как пишутся многие кодексы. И знает их истинную суть. И он знает, что вас ожидают грязные, двусмысленные перипетии на вашем пути, которых вы, уж простите мне мою прямолинейность, не переживете, потому что вы — мальчишка, вы — хуже того — восторженный мальчишка, вы — и это намного хуже! — склонный к идеализированию и на этой почве впаданию в крайности восторженный мальчишка. И весь поход ваш закончится в тот миг, когда перед вами предстанет выбор: умереть или пожертвовать вашей этой хваленой честью. Вот за этим я здесь, чтобы помочь вам выжить. Вы верно подметили про мой возраст (хоть и несколько обсчитались) и мой жизненный опыт. Уж поверьте, вам есть, что услышать от меня, а мне есть, чему вас научить.