— Сэр, — со злостью сказал Джеймс. — Со всем моим уважением, но я не нуждаюсь в ваших уроках. И вам может показаться, будто я отвергаю ваш опыт из детской гордыни и тщеславия, но на деле — то, чему вы вознамерились меня научить, претит мне. Как жертвовать честью ради выживания? Благодарю покорно. И если у вас есть какие-либо сомнения, отчего я вас взял, то я их развею. Вы были в том месте, куда я направляюсь. Вы знаете местные обычаи и нравы, знаете дорогу: вы — мой проводник и моя карта. Но ни в коем случае — не мой наставник-гаэнан, а я — не ваш аманир. И все ваши домыслы касательно того, отчего именно мессир Архимаг велел мне взять вас с собой, это — лишь ваши домыслы.
— Вовсе нет, — старик выглядел раздосадованным. — Он знает, что в том месте, куда мы отправляемся, все лгут, все претворяются. Вы же, в свою очередь, никогда не сталкивались с настоящим обманом и действительно гибельными интригами. Вы почти всю вашу жизнь, Джеймс, были в обществе вашего магистра, сэра Ильдиара де Нота, который как мог оградил вас от подлинного зла. И это именно он будет виноват в том, что однажды вас подло убьют те, кому вы по своему прекраснодушию доверитесь. Он не научил вас действительно важному.
— И что же действительно важно, по-вашему? — ехидно спросил Джеймс.
— Как не верить. Как сомневаться. Как распознавать ложь. Как отличать тех, кто пытается прикинуться. Ильдиар де Нот научил вас верить, но не научил думать. Именно для этого я здесь. Взгляните туда. Что вы видите? — Старик указал бледным пальцем на заросли сиреневых цветов в колючем кустарнике, который по обилию шипов напоминал капканы у обочины дороги.
— Чертополох.
— Нет, не верно. Это всего лишь пурпурные розы, растущие в лесах близ гор Дор-Тегли. Если бы здесь сейчас зацвел чертополох, нам было бы несдобровать, ведь «где расцветет чертополох, там встанет дух, что зол и плох, там встанет тьма и клуб тумана, там пробудится зверь обмана…» и так далее и тому подобное.
Джеймс возвел глаза к небу.
— Это суеверие, — сказал он. — Я много раз видел цветущий чертополох, и ничего плохого не случалось.
— Неужели? — прищурился старик. — Но речь не о проклятом цветке, а о том, что мы видим, и о том, что нам кажется, что мы видим. О разнице между этими понятиями. Учитесь думать, друг мой Джеймс. Учитесь сопоставлять факты и делать выводы. Издалека редкие пурпурные розы напоминают чертополох, но при этом вовсе не обязательно колоться шипами, чтобы увидеть разницу.
— Я полагаю, что для вас, быть может, разница эта и существенна, — недовольно пробурчал молодой рыцарь. — Но у меня нет времени пережевывать уже познанные истины, ведь в данный момент я занят спасением жизней, и любое промедление может стать роковым. Я не ребенок, я давно получил шпоры, и мое звание…
— Ни то, ни другое не прибавляет ума, лишь тяжесть на ногах, да бахвальство на лице. — Старик улыбнулся в седую бороду и тронул поводья, подгоняя своего коня, тем самым давая понять, что разговор или, правильнее будет сказать, урок окончен.
— И вовсе я не зануден, — донеслось до оторопевшего Джеймса.
Молодой рыцарь собрался было ответить, но сэр Норлингтон снова взялся бормотать себе под нос что-то, теперь уже совсем непонятное, правда, несколько громче, чем раньше:
— Нет, не тебе судить! Пока мальчишка со мной, я за него отвечаю! Особенно осенью, когда все двери и дороги открыты… Один неверный шаг, и сам Бансрот не отыщет следов… Эта осень…
На сей раз Джеймс счел за лучшее промолчать, а оскорбления старика, теперь он уже был уверен, вообще не стоят внимания: судя по всему, склочность и грубость — неотъемлемая часть его характера и натуры — что же, теперь из-за каждой насмешки впадать в ярость? К тому же, с каждым подобным приступом бормотания, Джеймс все более укреплялся в том, что помешательство престарелого рыцаря неподдельно. О чем и из-за кого сам с собой спорил сэр Норлингтон, он не стал выспрашивать.
Сэр Джеймс Доусон, паладин ордена Священного Пламени, еще об этом не догадывался, но урок, данный его спутником, не прошел просто так. В его голове пустила корни и теперь бурно, словно тот самый великанский розарий, разрасталась мысль: «Многое — отнюдь не то, чем кажется».
На лес, будто старый занавес в мрачном театре-балаганчике, опустилась ночь. Место, выбранное для ужина и ночлега, располагалось не слишком далеко от тракта, но при этом оставалось незаметным для всех, кому бы ни вздумалось проезжать мимо. Кони были расседланы и паслись, привязанные к ближайшим деревьям.