— Юрец, преимущество было у нас, — сделала замечание Полина, которую такая манера вождения подбешивала. — Хватит осторожничать!
— Я везу величайшее в жизни сокровище, — ответил Юра, не отрывая взгляда от дороги. За рулём он становился донельзя напряжённым. — Не будь тебя рядом, я бы полихачил.
— Да это не полихачил, это… — Полина сдержала возражение. Оно показалось ей бессмысленным.
Юра задорно улыбнулся и показал ровные, крепкие зубы, пусть чуть кремового оттенка. Он не курил и не пил кофе, но его эмаль белой назвать было нельзя.
— Дома я покажу тебе, какой я альфик!
— Ох, Юрец. — Она скрутила руки перед грудью.
— На набережную поедем? К Стрелке можно, там красиво.
— Не хочу к Стрелке. Хочу в парк.
— В какой?
— В этот. — Полина указала на первую попавшуюся по дороге кучу зелени.
— А тут ты что делать собралась?
— Гулять.
Юра неопределённо повел своими густыми, по-детски выгнутыми бровями и нашёл парковочное место. Полина первая вылезла из машины и миновала открытую калитку. В нос ей ударил приторный запах цветущего жасмина и диких роз.
— Как этот парк называется?
— Полинингофский.
Это прозвучало столь неожиданно, что Полину развернуло на автомате.
— Чиво?
Юра усмехнулся в усишки.
— Катаринингофский.
— Тьфу ты, Юра! — стоило почаще вспоминать, что он тот ещё комик, причём имеет привычку нести чушь с полностью серьёзным видом.
— Я бы в честь тебя назвал. Будь это мой парк. — Он почесался за ухом и тем же движением закинул жене руку на плечо, сделав тепло и уютно. Юрина белая, в неявную полоску рубашка приятно накрыла кожу. Полина прильнула к мужу, устроив ладонь у него на груди. Идти с ним в обнимку было здорово, на молодую и симпатичную парочку многие бросали взгляды — кто завистливые, кто восхищённые.
— Я тебя не спросил, а ты, наверное, голодная… Хочешь мороженое?
— Не-а.
— Бургер?
— Нет. — Полина не торопилась рассказывать, что они отмечали сегодня день рождения сотрудника семью большими пиццами.
— Белку? Уточку? Жёлудь?
— Юра!
Они неспешно брели по хрустящей песком дорожке, Полина наслаждалась пением вечерних птиц и видом пышущих белыми и розовыми цветами шиповников. Дошли до канала, коих в городе было бесчисленное множество. Над терракотовой от садящегося солнца водой поднимался пар. Небо копило тучи, и они накрывали оторочкой плечи дальнего, будто выросшего из набережной собора. На другой стороне заводи у, как поняла Полина, островка, покачивались лодки. С берега доносился неумолчный лай собаки и скрип неведомых машин.
— Что это?
— Верфь. Филиал, можно сказать. — Юра повернул голову Полины туда, где за островом толпились большие долговязые краны.
— Здесь делают корабли?
— И боцманов. Ты же знаешь, что боцманы это киборги из запчастей от списанных крейсеров?
Полина прыснула смехом, пока Юра оставался серьёзным. Полуобернулся к ней, наблюдая реакцию на шутку, и только потом улыбнулся. В отсветах гаснущего дня его взгляд показался Полине пустым так внезапно, что веселье оборвалось страхом. Это была одна из пугающих особенностей Юрца, о которой Полина старалась забывать как можно скорее. Обычно он смотрел с нежностью и огоньком, но иногда, ни с того ни с сего, как вот сейчас, казалось, что у него глаза трупа из киношки или манекена. Полина отвернулась, чтобы не смущать его.
— Всё в порядке? — Юра окликнул, склонил голову как-то по-другому, и пугающее впечатление исчезло неудачным кадром.
— Да. Волшебное место. Хорошо, что мы здесь.
Полина повела его от берега вглубь парка мимо отдыхающих на лавочках и собачников. Буквально на выходе её любопытные глаза зацепились за хмурое кирпичное здание, окруженное листвой, возвышавшееся углом над безмятежностью вечера, как средневековая цитадель.
— А это что?
— Завод Красный Ромб. Когда-то давно принадлежал одному зернопромышленнику. Потом перешёл во власть марсиан.
— Юр.
— Ладно, государственной структуры!
— Дегтярный, что ли, съестным обеспечивает?
— Угадала.
Пока познания Полины о госструктурах начинались и заканчивались Дегтярным институтом, в котором на какой-то среднеиерархической должности работал Юра. Необычная строгая архитектура здания завода привлекла Полину.
— Хочешь дойти?
— Да, давай!
Красный Ромб вблизи оказался ещё внушительнее, чем издали, и оттуда пахло сладостью свежеиспечённых булочек. Желудок намекнул, что от бургера надо было не отказываться, но больше голода разгорелось любопытство. Полина обожала старые здания и таинственные места. Кирпичная кладка завода была в некоторых местах выщерблена, и Юра пояснил, что это, возможно, следы бомбёжек минувшей более чем полвека назад войны.
— А это что? — Полина заметила другое необычное сооружение. — Мост?
И впрямь небольшая арка между двумя корпусами завода напоминала переправу через канал, только под ней никакой воды не было. Только булыжниковая мостовая, уходящая в промзону.
— Мост, — подтвердил Юра серьёзно. — Когда-то во времена промышленника тут текла река, и он построил мост между зданиями. А потом городские власти решили закатать протоку в трубы и спрятать в сис… под землю. С тех пор мост есть, а реки нет.
— Удивительно. — Полина обернулась на мужа и по его лицу поняла, что он не шутит.
— В Невике много удивительных мест. — Юра прижал её к себе. — Даже кое-где грифонов можно встретить.
Он заставил Полину снова улыбнуться. Неподалёку разругался гром, а туча, наползавшая на собор, теперь заняла собой полнеба и пугала, как человек, подсветивший лицо фонарем. Подул ветер. Юрец прищурился и взял Полину за руку.
— Хочешь, доедем до «Норы Ганса», заточим карривурстов¹?
Полина знала, что Юра любит эту баернскую забегаловку, где помимо огромных поджаренных сосисок можно было отведать вкуснейших рёбрышек с безалкогольным пивом и воздушных пирожных на белковой основе, а то и настоящий шоколадный штрудель.
«Неплохое завершение дня», — подумала Полина и, похлопав себя по животу, объявила:
— Я за!
¹ — немецкие пряные сосиски.
4. Темные воды, большие огни
С четверга на пятницу, как раз промеж Полининых выходных, Юра вздумал её порадовать.
— Половина, а Половина? Мы с родичами собираемся сегодня 'намасте’¹. Поедешь?
Сигнал «Намасте» для Полины был самый любимый. Он означал, что Юрец заведёт свою яхту и повезёт её смотреть развод мостов с большой воды. Ожидаемо, Полина захлопала в ладоши и закивала. Так планы на вечер оказались построены.
Семья Юры состояла всего из двух членов, его отца — Венедикта Карловича, даром, что Альбрандта, и младшего брата Бориса. Венедикт Карлович работал там же, где Юра, вернее, сын у него в штате, а Борец, вроде, учился в колледже на фармацевта. Их с братом разделяло девять лет разницы. Что касалось матери, Полине было известно о её трагической смерти, но подробностями с нею никто из новоиспечённой родни делиться не спешил. Спрашивать было неловко, один раз, сдуру и от незнания, Полина заикнулась ещё в Балясне, попытавшись выяснить, какой цвет любит мама Юры. Тот резко скис и пробормотал, что любила она коричневый. И всё. На дальнейшие расспросы Полине не хватило бестактности.
Ближе к сумеркам они с мужем пробрались на пристань, отцепили миниатюрную, но резвую белую яхту и зарулили к другому концу острова, взрезая протоку, как шоколадный торт. Заехали на плавучую заправку для катеров и яхт — до переезда Полина и представить не могла, что такое тоже бывает. Между домами Альбрандтов расположился всего навсего Гранитный остров, где на конце, глядящем в залив, обосновались Полина с Юрой, а на другом, ближе к центру Невика — Венедикт Карлович и Боря. Дом Альбрандтов напоминал то ли дворец, то ли концертный зал с выходом на набережную — Юра жил в более скромных условиях, но Полина снова и снова вспомнила, что пошла замуж за непростого человека. Она сама бы в таком доме жить постеснялась. А Альбрандты вот ничего — живут. Венедикта Карловича с Борей долго ждать не пришлось. Они скоро спускались по трапу на кораблик — оба похожие на Юру, как его прошлое и будущее. Альбрандты в целом были узнаваемы по породе. Те же прижатые к голове круглые уши, те же хитрые блестящие глаза, те же вздёрнутые крупные носы и тёмно-бурые, слегка волнистые волосы, только у отца с седыми полосами у висков, а у брата — неподстриженные. Полина, сличая трёх Альбрандтов, пригляделась к мужу и у него тоже отметила лёгкое серебро, запутавшееся в шоколаде на уровне бровей. Боря оказался модником — у него в ухе поблёскивал крохотный бриллиант. Венедикт Карлович пригладил густые закрученные усы и дал команду: